Чарли высморкался и положил платок обратно в карман. Он тоже выглядел виноватым.
Беделия открыла дверь своим ключом. Бен задержался в прихожей, чтобы снять шляпу и пальто, а Беделия сразу поспешила в гостиную. На бархатной шляпке и воротнике из котикового меха сверкали снежинки. Ее глаза горели, на лице играл румянец. Она коснулась щеки Чарли холодными губами.
– Идет такой сильный снег. Бен решил, что нам лучше вернуться, пока дороги совсем не замело. Какая это была прекрасная поездка, Чарли! Снег только начал падать, а небо приобрело такой удивительный серо-голубой цвет, будто свинец. Как я люблю твой Коннектикут!
– Его Коннектикут, – фыркнул доктор.
Когда Чарли увидел прелестное лицо Беделии и вспомнил свои нелепые страхи, его захлестнуло чувство раскаяния, и он так растрогался, что снова вынужден был звучно высморкаться. Беделия сразу заметила его покрасневшие глаза и нос, которые особенно выделялись на фоне землистого цвета лица.
– Ох, дорогой мой, о чем это вы тут с доктором разговаривали?
– Боюсь, вашему супругу передался мой насморк, – сказал доктор Мейерс и в подкрепление своих слов вытащил из кармана носовой платок и приложил его к сухому носу. – Пожалуй, я пойду, пока все окончательно не завалило снегом.
– Доктор, я настаиваю, чтобы вы сказали мне, о чем вы говорили с Чарли.
Доктор улыбнулся Чарли поверх плеча Беделии.
– Муж сообщит вам хорошие новости.
– Хорошие новости? – переспросил Бен, который только что вошел в комнату. – И что же это за новости?
– Чарли сам вам расскажет, – сказал доктор, бросив на Чейни полный презрения взгляд. Затем он пожелал всем счастливого Нового года и удалился.
– В чем дело? – требовательно спросила Беделия.
– Теперь, когда все благополучно закончилось, – начал Чарли, – я могу сказать тебе, что у доктора были некоторые опасения…
– Какие опасения?
– Очень глупые и преувеличенные. Теперь он одумался и пришел к выводу, что его подозрения лишены каких бы то ни было оснований.
– Что за подозрения?
Чарли пожал плечами.
– Я не могу назвать тебе научный термин. Просто он хотел, чтобы я был ко всему готов. А теперь признал, что его опасения были совершенно беспочвенны.
Бен замер, широко расставив ноги, сцепив руки за спиной и устремив на Чарли настороженный взгляд. Он не шевелился, но губы его сжались, а лицо выражало сосредоточенное внимание.
– Я так рада, дорогой.
– Нам не о чем беспокоиться. Я полностью поправился и готов вернуться к обычной жизни. Послезавтра я выйду на работу.
Как только Чарли произнес эти слова, его жизнь снова вошла в привычную колею. Осмотрев комнату, он увидел ее такой, какой она была, когда они с Беделией только закончили ремонт. Не осталось ни одной рождественской гирлянды или ленточки, которые могли бы напомнить ему о случившихся на праздниках неприятностях. Большое кресло вернулось на свое прежнее место в эркере.
Снегопад усилился. Поднялся сильный ветер. Темная земля укрылась светлым снежным одеялом. Сквозь окно, на котором не были задернуты шторы, сочились сумерки. Беделия зажгла лампы. Потом, заметив, что кто-то нарушил порядок на ее полках, поспешила заняться его восстановлением.
– Я получил телеграмму от своего друга из Сент-Пола, – сказал Бен. – Очевидно, по всему Среднему Западу бушуют метели, но он все-таки приедет. Через несколько дней вы познакомитесь с Кином Барреттом.
Статуэтки выскользнули из рук Беделии. Пол усеяли осколки влюбленных из дрезденского фарфора. Голова маркиза в белом парике откатилась в угол, части кружевной юбки его возлюбленной разметалась по ковру.
Краска отхлынула от лица Беделии. Она держала пустые руки перед собой, словно все еще сжимала статуэтки.
– Бидди, милая моя! – Чарли обнял ее. – Не расстраивайся! Эта безделушка ничего не стоит, и, строго между нами, признаюсь, я всегда считал ее на редкость уродливой.
Она опустила дрожащие руки. В отсветах ламп сверкали ее кольца. Глаза казались пустыми, лицо окаменело, и она, очевидно, даже не услышала слов Чарли. Он довел ее до дивана, обняв рукой полнеющую талию. Вскоре они с Беном возобновили непринужденную беседу, говорили о моторах, сравнивали достоинства своих автомобилей и обсуждали то, как производители их усовершенствовали. Беделия тихо сидела подле мужа, погруженная в какие-то свои мысли, и едва ли слышала голоса мужчин. Через некоторое время Бен встал и сказал, что ему пора домой. Чарли пригласил его остаться на ужин. Беделия промолчала.
После ухода Бена его голос еще долго звучал в голове Чарли, громче, чем завывание снежной бури. Бен произнес самую обычную фразу, пожелал им счастливого нового года, но Чарли никак не мог выкинуть из головы безрадостный тон, которым он это сказал.
Чарли сидел на кухне, пока Беделия готовила легкий ужин. Ему нравилось наблюдать за ее работой. Она все делала энергично и ловко. Кухня, более чем любая другая комната в доме, принадлежала ей. Здесь все блестело и сверкало. Пол был покрыт черно-белым линолеумом, полки и шкафчики выкрашены в светло-серый цвет, а ручки изготовлены из белого фарфора, доставленного из Голландии. Мэри накрахмалила занавески с рюшами, словно воскресные нижние юбки.
Поверх синего платья Беделия надела фартук, такой же хрустящий и белый, как шторы. Она напоминала не хозяйку дома, а скорее героиню салонной комедии, горничную, которая флиртует с дворецким, сметая метелочкой пыль с мебели. Глядя на аккуратные полки, накрахмаленные занавески и сияющие медные горшки, Чарли подумал о театральных декорациях. А когда Беделия взяла венчик с красной ручкой и принялась взбивать яичные белки в желтой миске, он был окончательно очарован. Он просто должен был ее обнять.
Она не возражала против его ухаживаний, даже когда была занята делами. Она поставила миску на стол и прильнула к нему. Только теперь Чарли заметил, что она вся дрожит. Его это удивило. Только что казалось, будто она всецело поглощена приготовлением ужина.
– Дорогая, что случилось?
Она не ответила. Чарли запрокинул голову и посмотрел на ее лицо. В нем он увидел страх, который заметил раньше, когда она уронила фарфоровых влюбленных. Она приоткрыла губы, но не издала ни звука. Ее настроение тут же передалось Чарли. Он почувствовал напряжение, которое действовало ему на нервы.
Вскоре Беделия высвободилась из его объятий и вернулась к работе. Она соединила взбитые яичные белки с приправленными специями желтками и вылила смесь в один из медных горшков. Она обладала детской способностью не замечать ничего, кроме того, чем занималась в данный момент. Не будь Чарли так влюблен и так сентиментален в отношении всего, что касалось хрупкой женской природы, ее равнодушие обидело бы его. Но мать приучила его считаться с душевными переживаниями женщин. Чарли полагал, что ни один мужчина не в состоянии понять терзаний такого сложного существа, как женщина.
