Один честный ответ на вопрос мог бы рассеять все его сомнения. Но Чарли неприятно было спрашивать жену о ее отношениях с Беном Чейни. Насколько счастливее он был бы, если бы приписал все свои подозрения чересчур активной работе мысли. На самом деле Чарли не желал знать правду и добровольно позволил невинному выражению лица Беделии смутить себя, а ее чарам – растопить сердце.
Ночью Чарли проснулся от ощущения, будто кто-то прикоснулся к лицу ледяными пальцами. Он спал в своей старой комнате, которая в детстве и пока были живы родители, служила ему спальней. Здесь же во время его болезни ночевала и Беделия. Она оставила на прикроватном столике свой платок, и, засыпая, Чарли чувствовал исходивший от него аромат.
Сейчас он снова ощутил этот запах, который показался ему сильнее, а его источник – ближе. Чарли решил, что и запах, и ледяные пальцы – всего лишь сон, и отвернулся к стене. Аромат рассеялся, но пальцы не отпускали его кожу, и сквозь затуманенное сном сознание он услышал свое имя.
Над кроватью склонилась Беделия. В одной руке она держала свечу, которую Чарли оставил зажженной у ее постели. Когда он уходил к себе в восемь часов, свеча была большая, но теперь почти вся выгорела, и остался лишь огарок длиной в полдюйма. С плеч Беделии соскальзывала белая ангорская шаль, по которой разметались спутанные темные волосы. В глазах полыхал тревожный огонь, который то гас, то разгорался с новой силой. На щеках алел румянец.
Как ни странно, в памяти Чарли тотчас всплыл голос доктора Мейерса и предостережение старика. Он отмахнулся от охватившего его ужаса, вспомнив извинения доктора, заставил себя проснуться, встал и твердым голосом спросил:
– В чем дело? Тебе плохо? Что случилось?
Беделия не могла вымолвить ни слова. Температура у нее, кажется, понизилась, но она выглядела обезумевшей от страха, словно загнанный дикий зверь. Она тяжело дышала, на шее было заметно биение пульса.
– Внизу кто-то есть, – наконец прошептала она.
– Это невозможно, – сказал Чарли.
– Я слышала, там кто-то ходит.
Чарли наклонился к ней и поправил шаль.
– Тебе не следует разгуливать по дому в такой холод, дорогая. Возвращайся в постель. Мы сейчас в полной изоляции. До нас никто не сможет добраться.
Она не вняла его словам, словно глухая, и простонала:
– Мне страшно. Здесь кто-то есть. – Она подалась к двери, прислушиваясь.
Чарли слышал шум реки, бегущей по камням, обычные скрипы и стоны старого дома. Он надел новый зеленый халат, который подарила ему жена, туго завязал пояс на талии, взял у нее из рук огарок и от огонька зажег еще одну свечу. Беделия вся сжалась возле кровати, наблюдая за ним.
Он направился к двери.
– Постой! Не ходи туда! – воскликнула она.
– Не говори глупостей! Я уверен, в доме никого нет. Просто спущусь и проверю, чтобы тебя успокоить. Возвращайся в постель и хорошенько накройся. Я нагрею воды для грелки.
– Я так люблю тебя, Чарли! Я умру, если с тобой что-нибудь случится.
Он отвел ее обратно в спальню, подоткнул одеяла. Она взволнованно смотрела, как он уходит, держа в руке подсвечник.
Если и в самом деле никто не мог проникнуть в дом, если они отрезаны от мира и до них невозможно добраться, то отчего же его сердце колотилось так, словно он тоже услышал шаги постороннего и боялся встретить его в темноте? Он шел осторожно, на цыпочках, держа свечу в левой руке, оставив правую свободной. В танцующих тенях, которые отбрасывала свеча, ему мерещилось чье-то присутствие, а в каждом углу прятался поджидающий его враг. Он открывал двери и заходил в темные комнаты, чувствуя, как по коже бегают мурашки.
Он осмотрел весь дом, заглянул в чуланы, за диваны и сундуки. Никого не было. Они по-прежнему находились в полной изоляции, стояла тихая ночь, вокруг дома лежал чистый, нетронутый снег. Ни единого следа, никаких признаков движения, лишь река, подобно черной змее, извивалась среди покрытых снегом камней. Но страх не покидал его. И, смело расхаживая по кухне, пока грелась вода в чайнике, Чарли заметил, что невольно напрягает слух, словно ожидая услышать незнакомые звуки.
– Мне так жаль, что я тебя потревожила, – сказала Беделия. – Ты простишь меня, дорогой?
Он принес грелку с горячей водой, обернутую полотенцем, и подложил ее под замерзшие ноги Беделии.
– Почему у тебя так разыгрались нервы? Может, стоит поговорить о твоих кошмарах с доктором? Это ведь ненормально.
Она поцеловала его и сказала, что слишком устала, чтобы сейчас это обсуждать. Не мог бы он простить ее и дать ей поспать? Ну, пожалуйста!
Утром она чувствовала себя гораздо лучше. Вместе с жаром прошла и нервозность, и Беделия пребывала в самом радужном настроении.
– Ты ведь не сердишься на меня за то, что вчера ночью я тебя побеспокоила? – спросила она.
Чарли стоял у окна, спиной к кровати. Снег покрылся блестящей коркой, похожей на глазурь на торте. Нигде не было заметно ничьих следов: ни человека, ни зверя, ни экипажа.
– Не могу понять, с чего ты взяла, что вчера ночью в доме кто-то был. Ты ведь знаешь, что в такую погоду до нас никто не доберется.
Она ответила не сразу. Через три секунды Чарли ощутил на щеке прикосновение ее влажных губ. Она улыбнулась, говоря мужу поцелуем и улыбкой, что хотела бы забыть о своих ночных кошмарах. Взяв его за руку и мягко прижавшись к нему, она взмолилась:
– Пожалуйста, не злись! Я не вынесу, если и ты будешь против меня!
– Почему ты все время об этом говоришь, Беделия? Никто против тебя не настроен.
– За глаза люди чего только не говорят обо мне. Ты не знаешь. Они пытаются нас поссорить.
– Абсурд! Какие люди? Кроме того, ничто не может нас поссорить. Ты моя жена, и я очень люблю тебя. Но я не могу не расстраиваться и не обижаться, когда ты лжешь мне.
Она сменила тему:
– Посмотри на реку. Какой черной она кажется на фоне снега. Она когда-нибудь замерзает?
– Здесь – нет. Течет постоянно. А вот возле мельницы, наверное, уже толстый слой льда. Когда выздоровеешь, научу тебя кататься на коньках.
– А снег скоро растает?
– Не раньше, чем через несколько недель, разве что начнется ранняя оттепель.
– И все это время мы будем завалены снегом?
– Нет, конечно. Уже должны были начать расчищать дорогу. В городе, наверное, много снега навалило.
– Может быть, дорогу никогда не расчистят.
– Если так, то я перестану платить налоги. Это же прямая дорога в город, и она всегда должна быть чистой.
– А боковые дороги? Их расчистят?
– До тех пор, пока за дело не возьмется сама природа, нет.
– Значит, Бен еще долго будет завален снегом?
