Звонил Макферсон.
– Мистер Лайдекер, не могли бы вы мне помочь? Я хочу задать вам пару вопросов.
– Успели на бейсбольный матч? – спросил я.
Телефонная мембрана завибрировала от смущенного смеха Макферсона, щекоча мне ухо.
– Опоздал. Пропустил первые подачи. Так вы придете?
– Куда?
– В квартиру мисс Хант.
– Я не хочу туда идти. С вашей стороны жестоко просить меня об этом.
Последовало холодное молчание.
– Простите, – через пару секунд произнес он. – Возможно, Шелби Карпентер согласится помочь. Попробую с ним связаться.
– Не нужно. Я приду.
Десять минут спустя мы с Макферсоном стояли у эркерного окна в гостиной Лоры. В восточной части Шестьдесят второй улицы царила атмосфера карнавала. Продавцы попкорна и прочие торговцы с тележками, почуяв возможность нажиться на несчастье, предлагали взволнованным зевакам мороженое, маринованные огурчики и дешевые сосиски. Воскресные парочки покинули зеленые лужайки Центрального парка и прохаживались под ручку мимо дома Лоры, глазея на маргаритки, что поливала жертва убийства. Отцы семейств толкали коляски, а матери бранили сорванцов, которые дразнили полицейских, охраняющих вход в дом, где убили одинокую девушку.
– Кони-Айленд переместился в Платиновый пояс Нью-Йорка, – заметил я.
Марк кивнул.
– Убийство – лучшее бесплатное развлечение для горожан. Надеюсь, вы не расстроены, мистер Лайдекер.
– Наоборот. На меня наводит уныние запах тубероз, а еще органная музыка. Общественные празднества придают смерти античную значительность. Будь Лора жива, она бы больше всех наслаждалась этим спектаклем. Она распахнула бы окна, срывала бы в цветочных ящиках маргаритки и кидала бы их на тротуар. А потом послала бы меня за маринованными огурцами.
Марк сорвал маргаритку и общипал лепестки.
– Лора любила танцевать на улице. Давала шарманщикам по доллару.
Он покачал головой.
– В жизни не подумаешь, если судить по району.
– Она ценила уединенность.
Лора жила в одном из тех больших перестроенных домов, где солидная викторианская элегантность сочетается с шиком века двадцатого. Высокое крыльцо заменили три ступени, ведущие вниз, к лакированной двери; в ярких голубых и зеленых приоконных ящиках цвели чахлые маргаритки и рахитичная герань; квартплата достигала заоблачных высот. По словам Лоры, она поселилась здесь потому, что ей не нравились претенциозные вестибюли в домах на Парк-авеню. После тяжелого рабочего дня в конторе она не желала ни сталкиваться с атлетического вида швейцаром в ливрее с золотыми галунами, ни обсуждать погоду с вежливо безразличными юнцами-лифтерами. Лора любила открывать дверь с улицы своим ключом и подниматься пешком к себе на третий этаж. Именно тяга к уединению и привела ее к смерти, ведь в ночь убийства у двери не было никого, чтобы спросить, ждет ли мисс Хант посетителей.
– Кто-то позвонил в дверь, – неожиданно сказал Марк.
– Что?
– Должно быть, вот как все произошло. В дверь позвонили. Мисс Хант была в спальне, уже раздетая. Пока она надевала шелковый халат и шлепанцы, звонок, возможно, раздался еще раз. Она подошла к двери и как только открыла, в нее выстрелили.
– Откуда вы знаете? – поинтересовался я.
– Она упала навзничь. Вон там лежало тело.
Мы оба посмотрели на голый полированный пол. Днем раньше Макферсон видел труп, бледно-голубое одеяние в пятнах крови, саму кровь, струйками стекающую к краю зеленого ковра.
– Судя по всему, дверь внизу осталась незапертой. Бесси заметила это, когда пришла вчера утром на работу. Прежде чем подняться наверх, она попыталась найти консьержа, чтобы отчитать его за небрежность, но тот, как выяснилось, на выходные увез семью к морю. Жильцы с первого и второго этажа уехали на все лето, так что в здании никого не было. Дома по обе стороны улицы в это время года тоже обычно стоят пустые.
– Наверное, убийца это предусмотрел, – заметил я.
– Возможно, дверь оставили открытой для него. Возможно, мисс Хант кого-то ждала.
– Вы так считаете?
– Вы знали ее, мистер Лайдекер. Скажите, что представляла собой эта дама?
– Вряд ли Лору можно было назвать дамой, – возразил я.
– А какой она была?
– Взгляните на комнату. Разве здесь ничего не говорит о человеке, который ее обставлял и украшал? Неужели, по-вашему, такая комната хранит пошлые воспоминания о молодой женщине, которая лгала своему жениху, обманывала лучшего друга и тайком назначила встречу с убийцей?
Я ждал его ответа как обидчивый Иегова. Если Марк не оценит по достоинству женщину, которая обустраивала гостиную, я пойму, что его интерес к литературе есть не что иное, как педантичная работа над самосовершенствованием, а его деликатность – всего лишь пролетарское ханжество. Для меня эта комната по-прежнему сияла блеском Лоры – возможно, из-за нахлынувших воспоминаний о пылких разговорах, веселом смехе за ужинами при свечах и полуночных признаниях, сопровождаемых острыми закусками и многочисленными чашками обжигающего кофе. Вероятно, Марку гостиная казалась загадочной, ведь у него не было связанных с ней воспоминаний, тем не менее она в полной мере отражала индивидуальность своей хозяйки.
Задумавшись, Марк сел в зеленое кресло, положил ноги на мягкую скамеечку и вытащил трубку. Он переводил взгляд с черного мраморного камина, где аккуратно сложенные поленья ждали первого прохладного вечера, на слегка выцветшие ситцевые шторы, глубокие складки которых не пропускали яркий свет вечерней зари.
Спустя некоторое время полицейский произнес:
– Видела бы эту квартиру моя сестра! С тех пор как она вышла замуж и перебралась в Кью-Гарденс, у нее даже спичек в гостиной не сыщешь. Это жилье… – Он помедлил, подбирая слова. – Это жилье очень удобное.
Думаю, в голове у него вертелось словечко «шикарное», но он сдержался, понимая, что интеллектуальный снобизм подпитывается подобными вульгарными выражениями. Внимание Марка привлекли книжные полки.
– У нее много книг. Она их когда-нибудь читала?
– А вы как думаете?
Марк пожал плечами.
– Про женщин ничего нельзя сказать наверняка.
– Только не говорите мне, что вы женоненавистник.
Он сжал зубами мундштук и посмотрел на меня с мальчишеской дерзостью.
– Ну же, у вас ведь есть подружка?
– Много их было, – сухо ответил Марк. – Я не святой.
– Любили кого-нибудь?
– Одна куколка из квартала Вашингтон-Хайтс выклянчила у меня шубу из лисы. А я шотландец, мистер Лайдекер. Так что делайте выводы.
– Среди ваших знакомых есть женщина, которая не относится к куколкам? Или к дамам?
