Родственники вспыльчивой пожилой дамы тоже возненавидели ее, равно как и семья чахоточного миллионера, который хотел оставить ей свое состояние.
После долгого молчания Чарли сказал:
– По словам Бена, Кин Барретт с супругой любили тебя. После смерти твоего мужа они делали все, что могли, чтобы успокоить и поддержать тебя.
– Любили! – Ее ноздри задрожали. – Слышал бы ты, как они оскорбляли меня! Хейзел была вне себя, когда Уилл купил мне шубу. Самым дорогим, что дарил ей Кин, было плюшевое пальто с каракулевым воротником. Что ж, теперь у нее есть мое молескиновое пальто и все остальные принадлежавшие мне вещи.
– Верно, ты ведь оставила все ей, не так ли? Почему?
– Да ей пришлось бы нашить еще пятьдесят шкурок, чтобы застегнуть его вокруг бюста. Вполне в духе Кина тратиться на детективов. Это все часть плана, как отнять у меня деньги.
– Если дело только в этом, – сказал Чарли, – почему ты бежала?
– Я же сказала: Барретты превратили мою жизнь в кошмар.
– Почему ты сменила имя?
– Мне было страшно. – Она прикрыла веки, словно ее окружили враги и она не хотела смотреть им в лицо. – Я знала, что они ни перед чем не остановятся, чтобы найти меня и отобрать у меня деньги.
– Тебе необязательно было менять имя. Деньги от страховки по закону принадлежали тебе, и никто не мог их у тебя отнять.
– Неужели? – мрачно спросила она.
– Беделия, прошу тебя, скажи мне правду, – взмолился Чарли. – Я тебе не враг, я… – Сейчас ему совсем не хотелось признаваться в любви, поэтому он просто сказал: – Я хочу помочь тебе.
– Разве ты мне не веришь?
– Боюсь, что нет.
Она выглядела обиженной.
– Ты представилась фальшивым именем, когда мы познакомились. И когда мы поженились, ты позволила вписать в свидетельство о браке фальшивое имя. Я даже не знаю, женаты ли мы по закону.
– Ах! – воскликнула она. – Это ужасно!
– Не так ужасно, как все остальное, – сказал Чарли.
– Но я хочу быть твоей женой.
– Разве ты не хотела быть женой моих предшественников?
Она откинулась на спинку кресла и сердито уставилась на сложенные на коленях руки. Никогда раньше Чарли не видел, чтобы она дулась или выражала недовольство.
– Разве ты не хотела быть женой моих предшественников?
– Никаких других мужей не было, – сказала она, будто обращаясь к рукам. – Никого, кроме тебя и Уилла.
– А как же Рауль Кокран?
Подождав минуту, она одарила его таким печальным взглядом, что он забыл, насколько она безнравственна, и пожалел о своей резкости. Тридцать секунд спустя он пожалел о проявленном сочувствии. Он презирал себя за то, что не был сильным мужчиной, который мог вступить в схватку со злом и одолеть его за пятнадцать минут.
Солнце скрылось за тучей. Чистота и сияние дня исчезли. Снег приобрел грязно-серый оттенок. По дороге шла дюжина рабочих, закутанных в куртки по самые ушли. Они очищали дорогу от снега, сбрасывали его в грязные кучи. Чарли увидел вопрос в глазах Беделии и кивнул. Скоро их уединению придет конец. Городские бедняки открывали путь к их двери.
В полдень люди прекратили работу, погрузились на телеги и уехали.
– Они ушли, – сказала Беделия.
Очевидно, Чарли не расслышал. Он утратил чувство времени, чувство реальности окружающих его вещей и всей этой невероятной ситуации. Раздался бой часов, но он не считал удары. Беделия взволнованно смотрела, как Чарли ходит туда-сюда, не отрывая глаз от ковра.
– Чарли, я сказала, они ушли.
– Кто?
– Люди, которые расчищали дорогу. Они не дошли до нашего дома.
– Они пошли обедать. Наверное, в бар к Митчу. За это платит город.
– Они вернутся?
– В час.
– Боже мой, – грустно проговорила Беделия.
– Наверное, нам тоже стоит перекусить.
– Я не голодна.
Чарли был этому рад. У него пропало всякое желание заниматься мелкими домашними делами.
– Я бы предпочла, чтобы ты этого не делал, – жалобно сказала Беделия.
– Чего не делал?
– Не носился по комнате, словно лев в клетке. Меня это нервирует.
Разговор принимал такой оборот, словно произошла небольшая семейная размолвка. В нем не было ни драмы, ни намека на трагедию. Чарли отыскал на каминной полке трубку, но не стал ее раскуривать. Он стиснул зубами мундштук, держа в руках незажженную спичку.
– Я так сильно люблю тебя, Чарли. Если бы ты только в это поверил.
Ему потребовалось много времени, чтобы зажечь трубку, затянуться и выбросить спичку.
– Если ты так меня любишь, почему ты мне лгала?
– У меня была несчастливая жизнь.
В словах Беделии чувствовалась некая хитроумная изобретательность. Она ожидала, что Чарли проявит жалость. Однако ее ожидания не оправдались, и она пошла к зеркалу, пригладила волосы, затем нанесла помаду и растерла ее на губах. Потом быстро приблизилась к Чарли и столкнулась с ним лицом к лицу, не в гневе, но смиренно.
– Ты не знаешь, как я была несчастна. Ты не знаешь!
Он опустил глаза и посмотрел на ее пробор.
– Я хочу узнать правду о твоей жизни. С самого начала.
Беделия вздохнула.
Вдоль пробора корни ее волос казались светлее. Чарли это не понравилось, и он отодвинулся. В отличие от женщин, ему не пришло в голову, что Беделия красит волосы, но стало неприятно, и он сам не знал почему. Он презирал фальшивость во всем, как и Эллен.
– Что у тебя за семья? – резко спросил он. – Где ты родилась? Какое у тебя было детство?
– Я же рассказывала, дорогой. – Она держалась более свободно, но продолжала отрывистым, деловым тоном: – Я родилась в одной из лучших семей в Сан-Франциско. До землетрясения мы были очень богаты. Мы жили…
Чарли стиснул ее плечи. Еще немного, и он начал бы ее трясти.
– Я знаю эту историю. Я в нее не верю. Расскажи мне правду.
– О, дорогой, – простонала она.
Он опустил руки, отошел, затем обернулся и посмотрел на нее с безопасного расстояния.
– Послушай, Бидди, ты можешь быть со мной откровенна. Я тебе не враг, я твой муж, я пытаюсь помочь тебе. – Он говорил тихо, стараясь дать ей понять, что не станет наказывать ее, если она расскажет ему правду.
Из глаз у нее хлынули слезы и покатились по щекам. Она не пыталась сдержать их или вытереть лицо, просто беспомощно стояла на одном месте, прижав руки к шее, глядя в никуда широко открытыми глазами. На какой-то момент у ее глаз не было иного предназначения, кроме как проливать слезы. Она не всхлипывала. Чарли не мог ничего поделать, оставалось только ждать, пока она наплачется.
