– Так, мастер…
– А теперь, глядишь, это всё и кончится. Разом.
– Разом, наставник? А новые упыри? Они тоже кончатся? Не будет их? Вампиры не только кровь сосать перестанут, но и людей обращать?
Старый охотник осёкся.
А и верно. Одно дело – людей просто так не жрать; а новых упырей производить? Они ведь не бессмертные, живут, конечно, долго, даже весьма; но в конце концов и они помирают. И правда, об этом волшебница ничего не говорила…
– А ты у самой госпожи Алисанды и спроси. Она добрая, милостивая, не как иные чародейки. Спроси сам! Она тебе в ответе не откажет.
– А вы сами, мастер? Вам ответ разве не нужен? Отчего ж вы не спросили? – Юноша глядел старому охотнику прямо в глаза.
– Я – это я, парень. За себя отвечай. – Разговор мастеру начинал категорически не нравиться.
– Не спросили вы, – негромко, но твёрдо проговорил паренёк. – Не спросили, забыли, иль неинтересно вам это. Иль чародейке противуречить боитесь. А может, выдохлись, из сил выбились. Про другое думать стали. Мол, война кончится, другие за нас всё управят – а мы на покой. Так ведь, правильно?
Мастер несколько мгновений молчал; парень молчал тоже, не отводя взгляда.
– Ты сейчас недужный да раненый, – сухо сказал наконец охотник. – Иначе за слова такие дал бы я тебе пару-тройку затрещин, авось, ума-то бы прибавилось.
– Только затрещинами и можешь, – парень отвернулся. – Делаешь, что тебе эта баба велит. За юбку чародейкину уцепился. Она тебе с упырями мириться велит, а ты и рад.
На скулах мастера вспухли желваки.
– Про меня болтай, что хочешь. С лежачего да вампирами порванного какой спрос? Но волшебницу ты мне тут не трогай. От неё первой я услыхал нечто такое, что и впрямь людей защитить может.
Ученик улыбался – вернее, пытался это сделать – слабо, но презрительно.
– Упырей… убивать. Как ты меня учил. Да всё не так оказалось.
– Ну вот что, – выпрямился мастер. – Я тебя, сопляк, полумёртвого тащил с Гномьего Пальца в Предславль и потом через всё маркграфство на север хрен знает сколько. Я тебя, уморыша, от вампирьего яда спасал. Мэтра Бонавентуру вызвал. Он да госпожа Алисанда тебя удержали, не дали превратиться – то ль в гууна, то ль в бастарда, не знаю уж в кого. А потом господин Вениамин тебя окончательно вылечил. И, пока ты тут валялся пузом кверху, белый весь да бесчувственный, мы два раза успели с гуунами подраться, да ещё раз с упырицей. Четверо людей мэтра Бонавентуры погибло, тебя спасая, да ещё трое слуг госпожи Алисанды. Семь жизней – за твою одну. Так что если люди, за тебя дравшиеся и умереть готовые, что-то тебе говорят – ты, урод, слушай да на ус мотай. А потом уже рот раскрывай. В общем, так – бред твой держи при себе, варежку не разевай, понял?
Мастер перевёл дух.
– Помнишь, внушал я тебе, что ученик наставнику доверяет целиком и полностью? Но не только это, наставник ученику доверяет тоже. Что в решающий момент тот не поколеблется, сделает, что надо, вопросов задавать не будет. И, коль усомнился ученик в мастере иль наоборот, всё, пиши пропало – вместе им не ходить.
– Так нам и так… никуда не ходить, – с кривой, болезненной гримасой, долженствующей изображать ухмылку, прошептал парнишка. – Упырей-то убивать теперь того… низзя…
– Тем более, раз так думаешь теперь. Таскать тебя за собой смысла больше нет. От вампирьих ядов тебя вылечили. Дальше сам.
Ты из Предславля, так что тут и останешься. На границе монастырь будет, кинарианского ордена. Они увечных принимают.
Мастера трясло от бешенства, но говорил он всё равно размеренно, чётко, словно наставляя.
– Если ученик мастеру не верит, такого учить смысла нет. Иди, приятель, на все четыре стороны. Молодой, крепкий, кровь с молоком – иначе бы не выбраться тебе; другое дело себе поищи. А уж какое – без меня решай.
– Я решил, – негромко, но твёрдо ответил парень. – Я на упырей охотиться буду.
– Удачи желать не стану, – сухо бросил мастер. – Потому что первый же упырь тебя схарчит. Или обратит. И будешь, сопляк, как Джейк, друг мой бывший, лиходействовать да душегубствовать похлеще любого вампира. Вот тогда, запомни, я тебя разыщу. И поступлю так же, как с Джейком поступил, с другом моим первейшим.
Старый охотник отвернулся. И, чувствуя, как горит всё внутри, соскочил с подножки – хорошо ещё, что вараны бежали не слишком ходко. Размотал поводья своего верхового, послушно следовавшего за возком, вскочил в седло.
Нет, как смел сопляк этот, мальчишка, молокосос, такие речи вести?! Его спасали, спасали, пол-Припроливья на ноги подняли, семерых – семерых! – которые его раньше вообще не знали и впервые в жизни увидели – семерых в могилы положили! А он тут лает на госпожу Алисанду поносными словами! Щенок, как есть щенок; ух, не будь он и впрямь раненым – знатный фингал бы ему поставил, собственным кулаком, как есть собственным!
От ярости он вообще ничего не видел по сторонам. И лишь когда по левую руку, вдоль загибающегося на восход берега озера Несс появились высокие шпили и башни монастыря – стоявшего почти сразу, как пересечёшь рубеж великого Предславова княжества – пришёл в себя.
Обе кареты сворачивали к монастырским воротам – наверное, госпожа Алисанда тоже решила устроить здесь остановку. Мастер нетерпеливо тронул ногами бока варана, и тот послушно зашлёпал быстрее.
Недоброе дело, ох недоброе…
Но и оставлять при себе парня нельзя. Не лает ученик наставника подобными словами. И коль такое случается – значит, не верит тебе тот, кого ты обучать взялся. А коль веры нет, так и не получится ничего, как ни старайся.
Нет, пусть уж тут побудет. Взнос в монастырскую скрабницу сделаю – кинарианцы, орден Святого Кинара, второго апостола Спасителева, слово пока что блюдут, за недужными хорошо ухаживают. Святой Кинар, коль Писание вспоминать, как раз лекарем и был. Петер-то, первый апостол, в гордыню ударился, мол, слово Спасителя мечом повсюду нести надо; а Кинар наоборот. Петер и сгинул безвестно, и орден его, петерианцы, тоже; а вот монастыри Святого Кинара, напротив, процветают. Потому что и сам Кинар был, если преданию верить, человеком добрым, хорошим, всю силу, что Спаситель ему даровал, на других потратил, и умер-то в эпидемию красной смерти, до последнего захворавших спасая.
Тьфу, что я про этого Кинара…
Может, зря это я так? И то сказать, сам же втолковывал парнишке, что с упырями только один разговор и может быть.
Нет, не зря. Силой ученика в нашем деле ни к чему не принудишь. А если и принудишь – по глупости – так только упырьими клыками в собственной шее всё и кончится. Нет, пока не поумнеет, пока сам не осознает…
И Вениамин, и Алисанда, и мэтр Бонавентура встретили известие с полным недоумением.
– Оставить? Здесь? Нам предстоит ещё немалый путь, разумно ли это?
