Мастер вжался лицом в колючие сухие стебли. В ухо вцепился репейник; старый охотник даже дышать перестал.
Хорошо, что варан его далеко…
Ле Вефревель некоторое время стоял, очевидно, прислушиваясь. Потом послышалось смутное бормотание, лёгкое колебание силы – упырь творил какие-то чары, но творил их плохо, словно пятилетний ребёнок.
Верно говаривал магистр Вениамин, что у упырей вся магия в них самих уходит, на внешние чары ничего уже не остаётся.
Наконец вампир что-то сердито пробурчал себе под нос, и охотник услыхал знакомый до боли звук – распускались широкие крылья.
Х-ха, решил, что улизнуть сумеешь? Не, упырь, есть на тебя у нас управа, спасибо мэтру Бонавентуре и магистру Вениамину. Измыслили ещё в самом начале декокт как раз на этот случай – а иначе никакого бы вампира никогда было бы не сыскать.
Взлетел. Тяжеловато пошёл, ветки ломает. Что он там болтал – сытым прилетел? Ну да, если обожрался так, чтобы уж точно ему на чародейку нападать бы не хотелось – тут не до стремительных взлётов.
Так, улетел. Теперь ходу, старик, ходу! А то упустишь!
«Не упущу», – посулил он сам себе. Рванул притёртую пробку из скляницы – вспомнив невольно, как наставлял ещё своего ученика, что вампира легче бывает на воздусях выследить, чем в человечьем облике.
Чёрная маслянистая жидкость капнула на вершину валуна, где совсем недавно разворачивала кожистые крылья упырья тварь.
Мастер проделывал необходимые манипуляции очень быстро, почти не думая, руки прекрасно помнили всю последовательность.
Видимый одному лишь охотнику, в воздухе вспыхнул слабо-зеленоватый дымный след, словно кто-то мотнул факелом над верхушками леса.
Ходу теперь, ходу! Выручайте, ноги, не подведите уж, не запнитесь, бегите, как никогда в жизни не бегали!
Он вскочил в седло. Варан успел слопать сухую траву окрест и явно обрадовался возможности сменить место обитания.
Дымная дорожка тянулась над убранными полями, над тёмными перелесками. Вампир уходил куда-то на запад, и мастер вдруг с холодным ожесточением подумал, что будет, если надо, преследовать его хоть до самого Вирра и дальше. Неужто и впрямь этакий конец отмахает тварюка? Неужто в Гнилогорье летит, подлец?
Сами собой стиснулись зубы. Врёшь, не уйдёшь. Ты-то не знаешь, что я у тебя на хвосте! Лети, лети себе, крылышками маши! Доберёмся мы ещё до тебя, ле Вефревель хвалёный!
Здесь, по обжитой, распаханной местности, где люди сильно проредили леса, проложили дороги, преследовать упыря было относительно легко. О том, что будет дальше, мастер сейчас не думал. Где он, магистр Вениамин во всяком случае узнает. А это самое главное.
Эх, Джейк, жаль, нет тебя сегодня рядом. Славная бы вышла погоня. И драка, коль суждено, тоже славной бы оказалась.
Но ничего, дружище, коль уж припрёт – и без тебя управлюсь.
Хорошо бы, конечно, чтоб у госпожи Алисанды всё получилось.
Варан деловито лупил по полям, нырял в овражки и перелески, мощной тупой мордой пробивал стены облетевших кустов.
Дымный след тянулся на запад.
* * *
– Ты, дружище Вениамин, иди себе, иди. Нечего у меня над душой торчать с похоронным видом, словно святая Жеанна в борделе.
– Извини, мэтр.
Джованни Фиданца был совершенно прав. Первая стадия создания гомункулуса почти исключительно алхимическая. Что маг мог сделать, он уже сделал, и теперь ему оставалось лишь болтаться по лаборатории, заглядывая мэтру Бонавентуре в колбы и реторты, что доводило добродушного обычно толстяка до белого каления.
– Сходи вот лучше, посмотри сам на эти отпорные чары, что против вампиров, как обещался.
– Так это на целый день, Фиданца!
– Вот и прекрасно. Еды у меня достаточно. И вина. Ну и Минди с Венди забежать обещали…
– Что, обе сразу?
– Завидовать нехорошо, – наставительно сказал мэтр. – У меня, можно сказать, телесные осложнения, вызванные неумеренной экспозицией вредоносному действию алхимических компонентов!
Вениамин только рукой махнул.
Джованни и впрямь донимал его вопросами о чарах, что не допускали вампиров в Цитадель; объяснения мага, что заклятья эти древние и секрет их утрачен, отчего-то перестали устраивать алхимика.
– Да знаю, знаю, – отмахивался он. – Ты мне это сто раз уже говорил. А я тебя по-дружески вот прошу, сходи и осмотри. Ты небось и не знаешь, где это!
«Вот кашалот неудовлетворённый», – сердито думал Вениамин, взбираясь по узкой винтовой лестнице. Прав оказался, чего уж там. Пришлось к Санди на поклон идти. Та удивилась, но, узнав, что просит мэтр Бонавентура, для какого-то баланса исходных алхимических компонентов, кивнула.
И показала.
Не на стенах, конечно, на чертежах и планах.
Было утро – первое утро, которое старый охотник должен был провести в погоне за посланцем лорда Гримменсхольма, и пока что мастера никто не хватился.
Вениамин поднимался знакомыми лестницами Академии, порою коротко кивая студиозусам, заискивающе (на всякий случай) здоровавшимся с ним. Иные девушки, очевидно, чисто рефлекторно, строили ему глазки, судя по всему принимая за нового профессора или, по крайней мере, старшего преподавателя. А ну как на зачёт к нему попадёшь?
Цитадель охраняло двойное кольцо замковых камней – в верхней короне арок, на самом высоком круглом балконе, опоясывавшем центральный шпиль Академии; и второе, куда более широкое, в подвалах, тоже арчатых.
Молва и городские легенды, разумеется, повествовали о «тайных подземельях», что уходили в глубину «до огненосных слоёв»; Вениамин сам отдал дань поискам «забытых дверей», что ведут на «заброшенные уровни». Однако даже вместе с Санди они так ничего и не нашли.
Замковые камни, то есть камни, находящиеся в верхней точке арочного свода, отыскать особого труда не составило. Их, собственно говоря, никто никогда и не прятал.
Академию всю пронизывала магия. Двенадцать лей-линий, такого нет нигде больше в мире. Не так-то просто отличить, не так-то просто понять, где тут что.
Тогда, в молодости, Вениамин просто законспектировал лекцию по магической истории, сдал зачёт, получил допуск к сессии, ответил и благополучно забыл.
Потом, когда жизнь его круто и необратимо изменилась, он попытался что-то почитать про эти чары – однако все без исключения авторитеты утверждали, что заложили эти заклятья отцы-основатели Академии, в том числе один из великих Первомагов, известный своим последователям как «мессир Игнациус», но секреты чар давным-давно утеряны. Несмотря на это, они – вечны, не подвержены диссоциации и эрозии и, как говорится, «надёжно охраняют покой и сон Академии».
Поднимался Вениамин долго. Самодвижущиеся платформы, лестницы, лифты… коридоры и переходы постепенно пустели.