Ли, близкий к нулевому уровню абсолютной холодности, соглашался на личную встречу только с теми немногими, которых считал достойными своего интереса. Со Святым Джоном он встречался довольно часто.
Идеальное место: в клубе империи, в Мейфэре, шикарном районе столицы. Особняк с колоннами из розового гранита, снабженными системами безопасности, которые заставили бы краснеть от зависти специалистов по антитерроризму.
Святой Джон сам выбирал интерьер. Ненавидя современное искусство, он чувствовал себя спокойно, окруженный мебелью эпохи Тюдора, паркетом из экзотического дерева и картинами фламандских примитивистов, представителей итальянского Ренессанса и Тернера,
[48] единственного художника нашего времени, который удостаивался его уважения. Главный зал, который он называл «исповедальня», видел многих сильных мира сего, часто в подавленном состоянии. Удобство кожаных кресел с высокими спинками, качество алкоголя и, в особенности, уверенность в том, что ни одно из сказанных слов не выйдет за пределы этой комнаты, заставляли чувствовать себя непринужденно. Святой Джон слушал и ничего не забывал. Большую часть времени он видел перед собой школьников-переростков, психов, алчных, жадных до власти людей. Дикий зверинец. Простые здравые советы вносили ясность в мысли его собеседников, которые считали Святого Джона гуру из гуру.
Марк лично встретил Ли у крыльца. Количество телохранителей – видимых и не видимых – исключало всякий риск нападения.
– Спасибо, что приняли мое приглашение.
– Это честь для меня. Я очень ценил вашего отца.
– Незаменимый человек и непоправимая потеря.
– Вам предстоит доказать обратное.
Удачный штрафной для Китая. Матч начинался беспощадно.
Входя в обеденный зал, где Святой Джон принимал гостей, Марк почувствовал ком в животе. Было ли это ему по плечу? Однако желание спасти своего друга Брюса развеяло его страхи. Необходимо было выиграть партию, даже если противник был в сто раз сильнее.
– Милое местечко, – прошептал китаец, любуясь венецианскими зеркалами и старинными золотистыми драпировками.
– Фуа-гра с фигами, омары, морские язычки из Дувра, обжаренные на луке-порее, тарелка козьего сыра, лимонное суфле и коньяк ХО – как вам меню?
Ли улыбнулся. Наследник изучил его вкусы. Зная, что повар в клубе был превосходным, китаец горел желанием попробовать свои любимые блюда. Несмотря на то что в его стране установилась мода на вино, он предпочитал ужинать, запивая еду коньяком.
– Углубленное расследование убийства вашего отца началось, я полагаю?
– Я узнаю всё.
Ли долго разглядывал Марка.
– Я в этом не сомневаюсь. Наши с вами графики перегружены, но если у вас есть ко мне вопросы, то для начала я хотел бы сразу же внести ясность: Китай никоим образом не замешан в этой трагедии.
Его голос и взгляд были на редкость неприветливыми. Ли хотел выглядеть убедительным.
– Спасибо вам за эту информацию.
– Надеюсь, вы в этом не сомневались.
– Честно говоря, не это причина нашего с вами разговора.
Китаец казался удивленным. Знаменитая азиатская непроницаемость была только выдумкой невнимательного Запада.
– А какова же причина?
– Другое исчезновение. Речь идет о моем друге Брюсе Рошлене.
– Журналисте?
– О нем самом.
– Звезда журналистских расследований… У меня не было несчастья его встречать.
– Вы можете мне помочь.
Ли ел быстро, а коньяк пил так, словно это было легкое бордо, не пьянея. Поворот, который принимал разговор, его не воодушевлял.
– Я не понимаю, каким образом.
– Это очень просто: Брюс находился в Пекине, по заданию газеты моей группы. И там я потерял его следы.
– Досадно.
– Очень досадно.
– И что вы об этом думаете?
– Пока ничего. Я ждал встречи с вами.
Фуа-гра и омары были восхитительными, коньяк – превосходным. Но расслабиться не представлялось возможным: Святой Джон был одновременно исповедником и инквизитором, пользующимся малейшей слабостью противника, и его сын оказался не менее устрашающим.
– Ваш друг – одна из самых безжалостных охотничьих собак. Современный Китай, даже если и не подпадает под ваши критерии демократии, если предположить, что они действительно демократичны, не развлекался бы тем, чтобы убирать журналиста такого уровня. Разразился бы огромный скандал.
– Никакая полиция не застрахована от промаха.
– Что именно вам нужно?
– Чтобы вы сказали мне, был ли Брюс задержан и если да, то по какой причине.
– Вы наделяете меня властью, которой я…
– Не нужно лишней скромности, Ли. Официальная версия меня не интересует. Я хочу правды.
– А если мне не удастся удовлетворить ваше требование?
– До настоящего времени у нас были прекрасные отношения, и у нас еще много серьезных проектов. Зачем же разрушать столь плодотворное сотрудничество? Я бы не хотел поднимать бурю в медиа, которая повредила бы вашему процветанию и вашей репутации.
Ли размышлял, наслаждаясь тугим и вкусным мясом морского языка.
– На какую дичь охотился ваш друг Брюс?
– Я этого не знаю.
– А если посерьезнее, господин Водуа?
– Пока я уверен только в одном: Брюс исчез во время своего пребывания в Пекине. Что он искал, кого он встретил, кто его задержал? Ответы я жду от вас. И быстро.
– А если я разрушу вашу карьеру?
– Попробуйте.
– Вы станете подвергать вашу империю опасности для спасения какого-то журналиста?
– Не журналиста. Друга.
– Такой друг, должно быть, такая же редкость, как самый редкий из бриллиантов.
– Скорее как необработанный драгоценный камень.
– Боюсь, как бы вы не оказались таким же упрямым, как ваш отец.
– Судя по его же словам, я еще хуже.
Разнообразие козьих сыров было несравненным, а коньяк подчеркивал их вкус.
– Я согласен оказать вам услугу. В меру своих скромных возможностей, конечно.
– В обмен на что, Ли?
– Некоторые мои торговые и производственные дела немного тормозят. Ваши люди могли бы приоткрыть некоторые двери. Может быть, поговорим об этом за десертом?
23
Если Китай был Поднебесной, то Ли – император лицемеров. Покончив со своим лимонным суфле, он попытался скрутить Марку руки, потом – раздавить его.
