– Так, а это… полицию когда ждать, не знаете?
– Скоро.
Шагая в сторону дома-корабля, известного ему с ранних лет, Арсений никак не мог успокоиться и, только перебегая оживленный перекресток, сообразил почему. Марья Васильевна, беспокоившаяся и о полиции, и о санэпидемстанции, так и не справилась о Женином здоровье.
V
Десятиэтажный дом, серая махина и торжество светской архитектуры с громоздкими верхними этажами, нависающими над общей массой бетона, возвышался над низкой застройкой района. Кораблем его прозвали в народе, хотя, на взгляд Арсения, сходство с каким-нибудь плавучим судном или лайнером было минимальным, если вообще наблюдалось. Сначала он поразился, как же так, его Джейн – или Женя, как ее все-таки нарекли родители, – забыла упомянуть в своей тетради о том, что поселилась в доме-корабле. Но потом спохватился: да ведь она приезжая. Наверное, просто не знала.
Еще на подступах к дому Арсений достал телефон и набрал номер капитана Грибнова.
– О-о, – раздался в трубке голос следователя. – А я как раз вам звонить собирался. Как чувствуете.
– Что именно? Есть подвижки в деле?
– Есть имя! – удовлетворенно заявил капитан. Арсений не поверил своим ушам и даже остановился от неожиданности. Автомобиль, пытающийся припарковаться там, где он замер, наградил его пронзительной трелью клаксона.
– Имя, да. Нашу неопознанную, оказывается, зовут Евгения Хмелева. Пока выясняем подробности.
– Но… как? Откуда?.. – поразился Арсений и едва не проболтался, что сам узнал буквально только что. Грибнов помолчал в трубке, а когда продолжил, голос его поменял тональность:
– Это-то и интересно. Был анонимный звонок. Звонил мужчина. Сообщил имя найденной в парке Пионеров-Героев девушки и отключился. Не вы, часом, звонили? Больно уж вы заинтересованы. В этом деле, я имею в виду.
– Мне-то откуда знать ее имя? – вяло отозвался Гаранин, чувствуя, как неприятно прилипла к груди повлажневшая рубашка.
– Да ладно, это я так, гипотетически, – засмеялся капитан, и в его смехе совсем не чувствовалось веселья.
– Спасибо, что сообщили, – и Гаранин сдержанно попрощался.
После разговора со следователем он обвел здание растерянными глазами, будто видел впервые.
Ее окна выходили на запад.
Он задрал голову и мгновенно, вспышкой, представил себя мореплавателем. Вот он, огромный бетонный корабль, рядом, а над ним – небо и клонящееся к западу солнце летнего дня. Если встать к закату левым плечом, то по правую руку окажется восток, перед лицом – север, а за спиной – юг, это Арсений запомнил раз и навсегда, задолго до того, как в школе началась география. Правда, он сильно сомневался, что почерпнул эти сведения от родителей. Скорее, от Толика или бабули Нюты.
Впрочем, сейчас не было нужды ориентироваться на местности, обращенная к дороге сторона дома куталась в тень, а вокруг здания еще светился солнечный ореол: дом-корабль был точно сориентирован по сторонам света фасадом на восток и подъездами на запад. Арсений быстро прошел мимо торца и свернул во двор.
Вот и он, описанный Женей козырек, тянущийся вдоль всего дома и отсекающий первые два этажа от всех прочих. Подъездные двери ютились, зажатые широкой витриной Дома быта, продуктового магазина, лавчонкой по ремонту одежды и обуви, ЖЭКом и стоматологическим кабинетом. Но Арсений смотрел выше, торопливо перебирая глазами окна третьего этажа, одно за другим. Закатное солнце красной слюдой вспыхивало на стеклах и балконных переплетах.
Вот оно! До смешного просто: это единственная квартира на третьем этаже, окна которой не забраны уродливыми решетками. Арсений быстро прикинул номер квартиры, подойдя поближе и взглянув на табличку над дверью. В кармане брюк он нащупал дубликаты без брелка и быстрее, чем неверно заколотилось о грудную клетку его сердце, взбежал по ступенькам, придержав дверь подъезда, распахнутую до него каким-то пареньком.
Ключ плавно повернулся в скважине, и Арсений вошел в квартиру, закрыв за собой дверь. Ему не пришло в голову оглядеться на площадке и убедиться, что его никто не заметил. Он не чувствовал себя вором, хотя, откровенно говоря, совершал в эту самую минуту абсолютно противозаконные действия. Как минимум проникновение на чужую частную собственность – и бог весть с какими намерениями.
Да он и сам не знал с какими. Только вот его чувства никак не вязались со словом «любопытство», нет, это было нечто, намного превосходящее простой обывательский интерес.
В коридоре стоял сумрак, и потому отнюдь не зрение было первым органом чувств, давшим Арсению пищу для ума. Так же как в его собственном доме, прямо с порога ощущался запах трескучего эвкалипта, в этой квартире главенствовал аромат. Как реалист, Гаранин был скорее готов к вони невыброшенного мусора, ведь хозяйка отсутствовала уже давно и вряд ли предполагала свое отсутствие наперед. Но ничего неприятного в запахе не оказалось. То была сладкая сухость ванилина, окутывающее тепло корицы и парафиновых свечей. И еще различалась едва уловимая нотка святилища, не то ладан, не то мирра. Наверное, от ароматической лампы, стоящей на тумбочке возле обувной полки. Над нею, слева от двери, висела миниатюрная бирюзовая ключница, просто дощечка с тремя крючками, расписанная вручную цветочным орнаментом и покрытая лаком в мелкую трещинку. На одном из крючков прицепленный за длинную прорезиненную нить, которую портные называют шляпной резинкой, болтался простой карандаш с ластиком на конце, а дешевенькие бумажные обои вокруг все сплошь были покрыты карандашными пометками, сделанными уже знакомым Арсению косым почерком.
«У Оли Д. Р. 7 декабря»
«Позвонить сантехнику»
«Тел. хозяйки…»
«Пересадить сансевиерию и Бенджи»
«Carpe Diem!»
«Жаворонки – 22 марта»
«Это единственный раз. Так что надо ценить каждый день и делать его счастливее собственными силами…»
И даже целое четверостишие:
«В этих плоских краях то и хранит от фальши
Сердце, что скрыться негде и видно дальше,
Это только для звука пространство всегда помеха –
Глаз не посетует на недостаток эха»
[3] .
В кухне, залитой закатным солнцем, запах ванилина был так силен, что Арсений понял: где-то просыпан целый пакетик. Так и есть, упаковка лежит на виду, оставленная, словно впопыхах. Несколько белых сахарных кристаллов разлетелись по столешнице. Он собрал их пальцем и задумчиво отправил в рот. Его поразило, как много растений умещается в крохотной кухоньке. На подоконнике в глянцевых сиреневых горшочках уже увядали, давно не политые, кустики петрушки, базилика и мяты. Карликовый томат сбросил несколько скрученных, засохших листочков, и помидоры, размером не больше вишни, уже краснели с одного боку. В кадке рядом с креслом топорщилась перьевидными листьями финиковая пальма, а рядом высилось узловатое лимонное деревце с одним спеющим плодом.
