Монастырская рать потеряла восьмерых, с дюжину было ранено, но не смертельно. Так что в деревню вошли спустя час после боя – дух переводили да орденцев вязали. На площади, возле дома старосты, валялись раздетые тела, многие изуродованы. Несколько сельчан бродили среди трупов, внимательно осматривая землю в поисках любой железки.
– Православные! Староста где? – Гаврила Алексич спросил у ближнего к нему смерда.
– А-а, защитнички явились. Где ж вы раньше были, когда мою дочку сильничали?
– Тимофей, уймись. Они живота своего не жалели, неужто не видишь? Я – староста. – Второй крестьянин подошел к Тимофею, что-то сказал ему на ухо, повернулся к Гавриле лицом, снял шапку и поклонился в ноги. – Спасибо.
– Звать как? Где оружие убитых?
– Никифор. – Староста выпрямился, но продолжал смотреть под ноги. – Боярин, ты не серчай, жёнки сейчас сготовят что-нибудь, накормим вас, напоим, только обождите чуток.
Трофеев в деревне мы больше не увидели. Убогость и нищета страшная, как поведал староста: «Два топора на пять домов». Так что на многое мы и не рассчитывали, не перерывать же всю округу в поисках тряпья и пары наконечников от копий. Забрать удалось боевого коня да доспехи рыцаря. Крестьяне одолжили две телеги с волами, как позже выяснилось, из орденского обоза, для раненых и убитых, после чего деревня словно вымерла. Женщины попрятались по домам, а мужики отправились рыть могилу у холма. Всем захотелось скорее покинуть это место.
– Напуганы они, Гаврила Алексич. Пошли отсюда, монастырь совсем без охраны, не дай бог, ещё один отряд поблизости.
– Да, Лексей, надо поспешать.
Гаврюша и сам был немного расстроен. Населённый пункт принадлежал монастырю, а качать права в вотчине двоюродного брата было несерьёзно. Опять же, после боя у холма кое-какое барахлишко всё же осело в раздувшихся заплечных мешках, да и полон взят немалый, а это живые гривны, как ни крути.
– У меня тут предложение к тебе есть, – сказал я, едва мы покинули деревню, – как к обители подходить будем, неплохо было б, чтоб впереди отряда полководец на коне ехал. Народу сейчас, помимо веры в Господа, вера в ратников русских нужна.
– Нет у меня стоящего коня, – пробормотал Алексич, – у Сбыслава есть, а у меня – нет.
– Можно на рыцарского сесть. Как раз он белой масти, ещё б накидку красную для пущего эффекта, – размышлял вслух, так, чтобы Гаврюше было слышно.
– У меня щит красной кожей обтянут, – обронил боярин еле слышно, – а налатник цвета вишни.
Победители въезжали в монастырь с триумфом. За Гаврилой Алексичем следовали связанные кнехты, за ними остатки рати, телеги плелись чуть позади, с прикреплёнными волокушами, на которые были сложены немногочисленные трофеи. Боярин быстро подружился с конём, подарив тому краюху хлеба, так что дестриэ вёл себя прилично, не брыкался и не упрямился. Выездке лошадку не обучали, но пиаффе у самых ворот как-то само собой получилось, что вызвало ликование зрителей. Гаврила слез с лошади, как только проехал монастырские ворота. Торжественная часть закончилась, настало время заняться делами, тем более что глава монастыря вышел навстречу.
– С победой! – Настоятель приветствовал ратников. – Это ты правильно придумал, – обращаясь к Гавриле, – торжественно и величаво в обитель войти.
– Это не я, это…
– Знаю, сам догадался. Не это главное, мирян к нам сбежалось со всей округи, пусть видят, что есть сила, способная их оборонить. – Священник посмотрел на полон, скривился, задумался и сквозь зубы высказал: – Этих в обитель православную не пущу.
– Мы их на ладью спровадим, а завтра Лексей их в Новгород отвезёт. Потери у нас, брат. Восемь воев Богу душу отдали, посечённых целый возок.
– Усопшим воздадим, отпевание с утра будет, а пораненных – выходим. – Настоятель перекрестился и тихонечко, почти в ухо Гаврилы произнёс: – Воеводу немецкого полонили?
– Нет. Лексей его убил.
– Плохо. Как с полоном разберёшься, зайди ко мне, поговорить надо, и приятеля своего ретивого прихвати.
Священник дал указания лекарям-монахам и направился в свою келью. Вскоре и я оказался там. Впервые за весь мой опыт общения со священнослужителями мне не пришлось выслушивать подготовительную речь, когда в преамбуле разговора задаются простейшие вопросы, опирающиеся на сложившиеся константы: мол, небо – голубое, горы – высокие и так далее. Естественно, слушатель соглашается с данными ответами и, когда сложность вопроса вдруг резко возрастает, он вновь соглашается с предложенным ответом, ибо собственная логика замыливается. Так вот, подобной хитрой риторики не было, что свидетельствовало о высокой степени доверия, насколько это возможно, между нами. Арсений вкратце обрисовал ситуацию, от знания которой хотелось бежать от этого места как можно дальше. На протяжении трёх недель за стены Юрьевского монастыря свозили утварь и серебро почти со всех окрестных храмов. Приблизительная сумма оценки сокровищ составляла более восьмидесяти тысяч новгородских гривен. За возможность получить подобный куш орденцы могли устроить бойню. Настоятель был уверен, что информация о богатстве просочилась. Необходим был отвлекающий манёвр, дабы сохранить репутацию и отвести неминуемый удар. Всей правды он нам не открыл, но даже по косвенным фактам можно было увидеть картину целиком.
– Думаю, это был передовой отряд какого-то выскочки, что будет дальше – одному Богу известно. Надо что-то придумать. – Настоятель подвёл итог своих размышлений.
– Может, в Новгород переправить? – предложил Гаврила.
– Исключено! Если б безопасней было хранить в столице, сюда бы – не возили. Обратно потом вернётся треть, это в лучшем случае, промашку Саввы
[17] я допустить не могу.
– На Ореховом острове Пахом Ильич почти закончил строительство крепости. Гарнизон – две сотни. Можно создать видимость, что сокровища отправляются туда, а на самом деле они останутся здесь. К примеру, погрузим ящики с камнями на телеги, да так, чтоб многие видели. Кому нужна пустая скотница? И ещё, Резуна отпустите, пусть подсмотрит. Чую, душонка у него подлая. – Не успел я досказать своё предложение, как настоятель подскочил с лавки.
– Ну и хитрожо… хитрохвостый ты никеец, прости Господи. Быть посему. Каменья сыщем, с коробами неувязка, но что-нибудь придумаем. А согласится ли Пахом Ильич? Тяжко ему придётся.
– Пахомка удачлив, – Гаврила посмотрел на меня, мол, иного выхода нет, – и не из таких бед выворачивался, дай бог, пронесёт.
С пленными разобрались без лишних проволочек. Выгодной к обмену или выкупу знати нам не досталось, так что не требовалось тратить времени ни на допросы, ни на письма посредникам. Построили немцев всем скопом – и на ладью. К слову, никто из них никакой агрессивности не проявлял и сбежать не пытался. К вечеру полон был уже в Новгороде, где судьбу бывших кнехтов определит рынок. И пока Снорри следил за погрузкой на судно, во двор монастыря выставили корсты
[18], те самые, в которых перевозилось сокровища Строгана. Их пришлось использовать по назначению, два монаха уложили усопших, прочли молитвы и заклинили крышки деревянными гвоздями. А утром, прогуливаясь с Алексичем до колодца, я заметил ещё несостоявшегося шпиона.
