Ганс руссишку ел и вдруг прошептал: «Майн готт, каюк!»
Мне капут! Возможно, я кушал бешеный свинья!
Тех, кто учавствовал в словесной перепалке, отмечали и при возможности старались пощадить. Не каждый штурм заканчивается взятием оборонительных сооружений, а развлечений на войне и так мало. Были, конечно, и нецензурные выражения. За подобное могли и наказать. Поэтому похабники стояли всегда на почтительном расстоянии:
– Schisshase, Russ! fick-fick machen, Jaah, fick-fick deine Gebärmutter, komm russ feigling mich auf! (Обосравшиеся зайцы, русских будем фик-фик, да, фик-фик твою матку, русский трусишка, выходи ко мне!) – кричал тощий гадёныш, сопровождая выражения движениями тела.
– Иш как блядословит пёс смердячий! – пробормотал квартирмейстер.
Яков знал немецкий, чай столько лет в торговле, приподнял арбалет прицеливаясь, но на скобу не нажал. Сквернослов настолько вошёл в раж, что поскользнулся на льду и упал. Падение вызвало гогот не только со стороны гарнизона крепости, но и среди осаждающих. Больше неудачника не видели.
* * *
Где-то в это время, в трёх днях пути от Орешка, я вместе с Бренко вышел из предоставленного корелами для нас жилища, где проходили переговоры, и подошёл к саням. Старейшины согласились отправить своего представителя в крепость, что формально означало заключение союза, мы же в свою очередь пообещали защиту корелам всеми имеющимися у нас силами. Вопросов религии не касались, чем и расположили к себе местных жителей. Бренко почти решил задачу по доставке камней, мяса, рыбы, пушнины и воска, но форма оплаты бартером стала камнем преткновения. Требовался перерыв, и моё предложение почаёвничать было принято единогласно. Пока я с помощью Бренко перетряхивал сумки в поисках заварки, глаза уловили слабое мерцание лампочки приёмника. Сигнал маячка сработал. Это означало только одно – нападение.
– Людвиг, срочно возвращаемся, в крепости что-то случилось.
– Но мы ещё не договорились об оплате, Вяйнямёйнен прибудет только завтра, если уедем – будет обида.
На следующий день был назначен большой совет, и отчасти Людвиг был прав. Вот только к чему все эти договорённости, если одна из сторон ликвидируется? Наконец-то я отыскал пачку заварки, попутно придумав, что надо сказать.
– Придётся объяснить. Время дорого.
Мы жили в доме главы общины, так что идти далеко не пришлось. Пожилой корел выслушал версию о внезапном предупреждении охранявших нас духов, покачал головой и, к моему удивлению, предложил заменить наших лошадей на своих, местных. О корелских лошадках ходили легенды. Возле реки Вуоксы бродили стада полудиких скакунов, напоминающих тарпанов. Местные жители при необходимости приручали их и часто продавали соседям. Более выносливой породы для севера было не сыскать. Оставив кольчугу в качестве ответного дара и получив в провожатые четырнадцатилетнего родственника вождя, мы поспешили на Ореховый остров. Пятьдесят вёрст отмахали без остановок. Мальчонка всю дорогу учил русский язык, изредка подстёгивая мохнатых лошадок. За день, проведённый в санках, я мог произнести не менее пятидесяти слов, корел же, в отличие от меня, уже вовсю тараторил, путая падежи, но понять его было можно. Оказалось, что отец отправил его учиться. Ибо всякий, кто обошёл дом вокруг – знает больше, чем тот, кто остался внутри.
– Я могу научить тебя писать, читать и считать. Хочешь? – спросил я, пока мы грелись у костра, смотря, как в котелке закипала вода.
– Хочу! – Валит, так звали подростка, гордо вздёрнул подбородок. – Но этого мало. Мне нужно изучить ремесло, которое не знакомо нам.
«Чему бы тебя обучить, что смогло бы пригодиться в твоей жизни? Парень-то явно дружит с головой», – подумал я.
– А сколько времени учился ты? Отец сказал, что у тебя много чудесных вещей и только ты знаешь, как ими пользоваться. – Валит держал во рту кусочек шоколада, и вопрос прозвучал очень смешно.
– Семнадцать лет. А вообще, люди учатся всю свою жизнь. В одной далёкой стране один мудрец сказал: «Я знаю, что ничего не знаю». А кто-то потом добавил: «Но другие, знают и того меньше». Так что пока остановимся на обучении грамоте.
В кипящую воду котелка к разваренной оленине посыпалась крупа, а вскоре мы окружили казанок, вооружившись длинными деревянными ложками. После ужина Валита отправили спать в санки. Малец немного поупрямился, сказав, что уже взрослый, но стоило ему улечься, укрывшись меховым одеялом, как моментально уснул. Мы с Бренко караулили всю ночь, будя друг дружку по очереди. Отоспаться можно было и днём. До крепости оставалось семьдесят вёрст.
* * *
Яков на правах воеводы прогуливался по стенам, обозревая окрестности в подзорную трубу вместе со своим помощником. Сынишка следовал за ним, отмечая на фанерке количество стрел и болтов у защитников. Учёт в первую очередь – таково наставление отца. Кольчуга на мальчишке была тяжела и немного великовата, но батька записал его в разрядный лист гарнизона, а значит, и одет он должен быть подобающе. Дойдя до Флажной башни, парочка остановилась. На льду показались немцы, не менее сотни. Большие деревянные щиты, поставленные на ошкуренные брёвна, скользили впереди. За ними следовало шесть лошадей, запряжённых в какую-то странную конструкцию.
– Андрюшка, ну-ка глянь, на что похоже? – Яков протянул сыну подзорную трубу, и юноша, посмотрев в оптику, достал из перекинутой через плечо сумки справочник по осадной технике в картинках.
Спустя несколько секунд был слышен шелест лишь перелистываемых страниц и напряжённое, не иначе как от чрезмерного старания, посапывание.
– Так… вот на это. Требушет. Ой, батя, тут красным помечено. Это означает повышенное внимание.
– Бегом к колоколу! Тревога! – прокричал Яков.
Под непрерывный звон колокола люди побежали на стены. Все интересовались, что случилось, лишь только пруссы оставались невозмутимы. Полибол уже заряжен, и теперь «велосипедист» ждал команды второго номера, когда мишень окажется в зоне поражения.
Перед выкатыванием требушета Чиполло проверил толщину льда, получалось рискованно, но снимать колёса с конструкции не стал, опасаясь за амортизацию на льду. После выстрела требушет подпрыгивает, а колёсики смягчают вибрацию. Щиты остановились приблизительно в двухстах шагах от крепости. Лошадок стали распрягать. Наёмник достал угольник, что-то посчитал в уме, сверяя расстояние до цели, и закрепил палку с маленьким флажком, показывающим направление ветра. Впереди него с ростовыми щитами стояли два телохранителя. Позади – осёдланная лошадь. На войне всякое бывает, лучше перебдеть. В случае вылазки гарнизона требушетник покинет поле боя, оставив разбираться специалистов меча и секиры. Механизм можно построить новый, а вот вторую голову приделать нельзя. Помимо этого в местах напряжения деревянная конструкция была усилена железом, там, где требовалось, смазана маслом, а кое-где им и вовсе пропитана. Так что данный требушет являлся апофеозом осадной техники, как минимум на территории всей Балтики. Вскоре в противовес стали закладывать свинцовые плиты. Это было самое дорогое во всей конструкции. В те времена ошибочно считалось, что фунт свинца, если его уронить, долетит до земли быстрее, чем фунт песка. Полторы сотни пудов тяжёлого металла занимали объём меньше кубического метра, что давало возможность падать отвесу вертикально, высвобождая чуть большую энергию, чем если б он был приделан намертво к мачте с петелькой на конце и описывал дугу. Соотношение противовеса к заряду измерялось как один к ста. Ремесленник из Нортумберленда как раз выточил ядра на полтора пуда весом. Дорого брал, зараза, но делал качественно, хоть весы проверяй.
