– Тпрру! Стой, Савраска. – Возничий потянул вожжи на себя. Санки проехали ещё полметра и встали у распахнутых заранее ворот.
– Лука, постой тут, скоро обратно поедем. – Тысяцкий отдал распоряжение, вылез из санок и зашагал по утоптанному снегу внутрь двора, где его ожидал Строган.
Разговор был недолгим. Хлебный олигарх напомнил про щекотливые моменты, когда избирали тысяцкого, мимоходом поинтересовался: давно ли не было пожара в шикарных хоромах чиновника, здорова ли семья и как поживает внебрачный ребёнок, свезённый два года назад на воспитание в Перынь. Услышав это, тысяцкий почувствовал себя неловко, хотелось поскорее покинуть место встречи, забыть Строгана и, вообще, предаться своему любимому занятию – пересчёту личной казны. Но не тут-то было. После многообещающего монолога. Наездинич перешёл к сути своей проблемы.
– Пахом Ильич, чтоб гореть ему синим пламенем, собирается кликать ополчение. Островок свой Ореховый защищать. Так вот, надо сделать так, чтобы ни один новгородец в ополченцы не пошёл.
– Как же так? Всё, что на Неве – Новгороду принадлежит. Сиречь, моя прямая обязанность подсоблять в защите. Не поймут меня.
И тут Вратислав задумался. Если бы Строган хотел просто уничтожить Пахома Ильича, то наверняка нашёл бы более простой путь: убийцу с отравленной стрелой али ещё как. Но Пахом сейчас не один, многие именитые бояре не просто поддерживают его, а значит, проблема не в личности. Знать, делают они что-то, что Наездиничу поперёк горла встало. Не догадался тысяцкий только про то, что интересы собеседника давно уже вышли за простую торговлю продовольствием и он, как паук, создал торговую сеть в княжестве, где хлебные дела были лишь верхушкой айсберга. А почувствовав угрозу, станет защищать свои инвестиции, причём всеми доступными средствами, отчего следующая прозвучавшая фраза вывела Вратислава из себя.
– Захочешь остаться на тёплом месте, а не под лёд нырнуть, видеть детей и близких живыми и здоровыми, сделаешь, как сказано. А не то…
Хрясь! – Наездинич не успел договорить, как тысяцкий схватил его за грудки и ударил головой в нос боярину.
– Паскуда! Только тронь моих деток.
Добить лежащего на спине Строгана не дали. Внезапно возникшие холопы боярина скрутили и бросили на снег Вратислава. Лука упал рядышком, пытаясь помочь. Несмотря на то, что Наездинич почти прямым текстом сообщил о нарушении давней договорённости, по которой бояре Новгородского совета на кресте обещали ни при каких обстоятельствах не лишать жизни своих коллег, добивать чиновника не стали. Зачем устранять ценный ресурс, крепко сидящий на крючке компромата? А информация была более чем смертельна.
– А не то на совете узнают, как ты мыто с готландских торговых гостей к себе в скотницу положил. – Строган утёр разбитый нос снегом, сплюнул кровавой слюной и пошёл к заднему двору, где его ожидали сани. Не оборачиваясь к своим прихвостням, тихо вымолвил: – Отпустите его.
Слёзы потекли по щекам тысяцкого. Противопоставить Наездиничу было нечего. И если поход на сторону ещё можно было объяснить жене, то скрадывание налогов грозило смертной казнью. В лучшем случае, скинут с моста в Волхов, а там уж как свезёт. Как говорится, знал, на что шёл.
– Поднимайся, Вратислав. – Лука приподнял тысяцкого, стряхивая с него налипший снег. – Домой?
– Нет. К посаднику.
По дороге тысяцкий стал лихорадочно вспоминать в своей памяти тот случай, когда Спиридон привёл к нему Грота. Торговая пошлина, которую должны были уплатить иноземцы, вышла внушительной, порядка ста семидесяти гривен за год торговли. Пятьдесят из них Вратислав забрал себе, тридцать осели у посадника, десяток перепал Нисиму. В городскую казну лёг лишь жалкий остаток. Свей тогда попросил у него пергамент с печатью, якобы для отчётности. Если этот документ всплывёт, тогда не отбрехаться.
Посадник принял своего друга незамедлительно. Оказывается, Строган был у него за час до встречи с тысяцким и тоже советовал игнорировать призыв Пахома Ильича о сборе ополчения.
– Наездинич не сможет предъявить нам ничего. Только подпортить репутацию. Все и так знают, что должность хлебная, так что, не переживай. В крайнем случае, доложим в казну и грамотку задним числом оформим. А вот Грота придётся удавить. Хотел я его использовать, но, видимо, не судьба.
Михалко Степанович позвонил в колокольчик, вызывая к себе Симеона. Секретарь вошёл, коротким кивком поприветствовал чиновников и замер, ожидая распоряжений.
– Мы сейчас к братцу моему двоюродному, Домашу Твердиславовичу, поедем. Бояре, что на совет прибудут, пусть обождут.
– Не надо никуда ехать. Домаш уже тут, в горнице ожидает.
– Вот как? – удивлённо ответил посадник. – Зови его, Симеон.
Твердиславович заведовал порубом и фактически занимал должность министра внутренних дел при правительстве Новгорода. Работы в городе было много, и своими визитами брат редко докучал родственнику. Особенно сейчас, когда столица была наводнена лихими людишками всех мастей, стекавшимися в богатейший город Руси, как муравьи на мёд. Приезд силовика был обусловлен чрезвычайным происшествием. Утром имело место нападение на городскую тюрьму. Бежали два десятка воров и убийц, среди которых оказался и Грот. Нападавшие действовали дерзко и изобретательно. Переодевшись в женские наряды, тати, под предлогом навестить родственников, дабы побаловать гостинцами, проникли в острог, перебили сонную охрану и выпустили душегубов на свободу.
– С десяток уже споймали, – поведал Домаш чиновникам, – троих порешили на месте, а остальные… как в воду канули.
– Твою …ать! Твердиславович, я же просил присматривать за Гротом.
– Кем присматривать? В сторожах одни деды да калеки. Я сколько раз просил людей мне выделить?
Михалко сопоставил утренние события и пришёл к выводу, что таких совпадений не бывает. Кто-то весьма информированный стоит за последними происшествиями, и кроме Строгана да присутствуюих с ним в одном помещении бояр кандидатур не предвидилось. От волнения он заходил по огромной медвежьей шкуре взад-вперёд, бесцельно, лишь бы успокоить нервы. Наконец он остановился.
– Просил, не просил – это не важно. Отыщи Грота живым или мёртвым. Перерой весь город. Он иноземец, укрыться ему негде. Пошли людей на Готландское подворье. Объясни старшине торговых гостей, что за голову сбежавшего свея назначена награда в десять гривен. Не мне тебя учить, ты только сделай это.
После ухода Домаша тысяцкий и посадник остались одни. Вскоре стали съезжаться на сходку новгородские бояре. Начало совещания оттягивали насколько могли, ссылаясь на отсутствие кворума, а когда в зале заседания не осталось свободных мест, то за созыв ополчения не проголосовали.
Пахом Ильич предвидел подобный результат. Споры в боярской думе ещё не утихли, а возле лавки Ильича уже был выставлен стол, за которым восседал Ефрем. За спиной бывшего приказчика, а теперь полноправного купца, был укреплён сбитый из оструганных досок щит, на котором, как плакат, яркими красками был намалёван новгородцец в кольчуге и шишаке, указывающий пальцем на проходящих мимо горожан. Ефрем только успевал вносить имена в реестр.
