Борьба была тяжелой и, вероятно, не увенчалась бы успехом, если бы не дерзкая тактика Кларсфельдов, решивших преследовать нацистов самостоятельно. Их первыми мишенями стали Курт Лишка, Херберт Хаген и Эрнст Хайнрихзон. По данным, которыми располагал Серж,
[571] львиная доля ответственности за депортацию евреев из Франции лежала на этих троих офицерах СС. Лишка был, как выразилась Беата, «парижским гестапо»:
[572] он руководил аппаратом госбезопасности на всей территории Франции. Хаген, тесно сотрудничавший с Эйхманом, заведовал информационным отделом, ответственным за еврейский вопрос, а также командовал полицией атлантического побережья. Хайнрихзон носил невысокий чин, однако сумел «прославиться» особой жестокостью по отношению к детям.
[573]
Что примечательно, все трое вернулись в Западную Германию и жили на свободе, очевидно, даже не думая, будто тени из прошлого могут их преследовать. Лишка поселился в Кёльне, и Беата без труда получила его адрес и телефон в справочном бюро. Позднее она сказала французскому корреспонденту израильского телевидения: «Только в детективных историях нацисты прячутся где-нибудь в далекой Патагонии и вздрагивают от страха при малейшем шорохе».
[574]
Лишка, Хаген и Хайнрихзон вели совершенно спокойную жизнь – но только до начала семидесятых годов, когда на их след напали Кларсфельды. Беата написала об эсэсовских преступниках новую статью для «Комба», а телевидение Израиля выразило намерение подготовить фильм о них, как только наберется материал.
[575]
21 февраля 1971 года в восемь утра перед многоквартирным домом, где жил Лишка, припарковалась машина, в которой находились Кларсфельды и израильский оператор с камерой. Они прождали под окнами до двух часов дня, а Лишка все не появлялся. Беата набрала его номер и повесила трубку, услышав женский голос. Поняв, что квартира точно не пустует, «охотники» принялись нажимать на кнопки домофона. Вскоре кто-то из соседей впустил их в подъезд.
Когда они поднялись на верхний, четвертый, этаж, им открыла неприветливая светловолосая женщина. Беата сказала ей, что у ее мужа хочет взять интервью французское телевидение, и тогда она крикнула:
– Курт, иди разберись, чего этим людям надо!
Вышел очень высокий мужчина с коротко стриженными редеющими волосами. Беата назвала свою девичью фамилию и представилась переводчицей французского журналиста «герра Кларсфельда». Очевидно, это имя ни о чем Лишке не говорило, но он насторожился и попросил Сержа показать удостоверение. «Съемочная группа» приехала подготовленной: Серж достал карточку репортера газеты «Комба». Решив не притворяться, будто занимается простым сбором фактов, он сразу же заявил:
– В свете подписания нового франко-германского соглашения мы разыскиваем нацистских военных преступников, заочно осужденных во Франции. Вы занимаете первую строку нашего списка. Прежде чем развернуть кампанию против вас, мы хотим спросить, можете ли вы сказать что-нибудь в свое оправдание.
Лишке удалось сохранить видимость спокойствия.
– Я не обязан отчитываться ни перед вами, ни перед французским судом, – сказал он и добавил: – Я отвечу за свои действия, если от меня этого потребует правосудие Германии, но вам я ничего говорить не буду.
Серж попытался добиться от него признания в организации репрессий против французских евреев, однако он не позволил себя снимать. Атмосфера предельно накалилась. Беата даже подумала, что Лишка разобьет камеру, если оператор попробует ее включить. Однако у Кларсфельдов была в запасе еще одна карта.
– Хотите увидеть документы, которые вы сами подписали в Париже? – спросил Серж. – Подлинники сохранились, и на их основании вам может быть предъявлено обвинение.
Беата протянула Лишке пачку бумаг. Вместе с женой, которая выглядывала из-за его плеча, он стал их просматривать. Его рука задрожала. «Вне всякого сомнения, – вспоминает Беата, – перед его глазами в эти минуты проплывало прошлое, которое мы восстановили, проведя уйму времени в архивах. Никто, кроме нас, не счел нужным это сделать».
С одной стороны, визит обернулся для Кларсфельдов провалом: им не удалось заснять Лишку на пленку или просто заставить его отвечать на вопросы. С другой стороны, они увидели его и даже смогли напугать.
В тот же день Беата позвонила Герберту Хагену в Варштайн (городок, расположенный в двухстах километрах от Кёльна) и спросила у жены, подошедшей к телефону, согласится ли муж дать интервью французскому телевидению.
– Ни в коем случае, – ответила женщина. – И ему вообще непонятно, с какой стати вы им интересуетесь.
На следующий день Кларсфельды вместе с оператором приехали в Варштайн и припарковались в ста метрах от дома Хагена, надеясь перехватить его, когда он выйдет. Они прождали несколько часов и по ошибке чуть было не увязались за другим человеком. Наконец настоящий Хаген вышел из дома, открыл гараж и сел в большой «Опель». Как только автомобиль выехал, Беата выскочила ему наперерез:
– Герр Хаген?
Он кивнул, но, заметив камеру, высунулся из машины с таким видом, будто хотел наброситься на оператора. Правда, поняв, что несдержанность может дорого ему обойтись, он все же позволил Беате сказать, что Серж – французский журналист, который хотел бы задать несколько вопросов.
На прекрасном французском языке Хаген ответил:
– Мсье, вы не имеете права меня снимать здесь, перед моим домом. Тем более что я ни от кого не скрываюсь: после войны я был во Франции более двадцати раз.
– По-видимому, французская полиция не обратила внимания на вашу фамилию. Вас должны были арестовать.
На вопросы Хаген, как и Лишка, отвечать не стал.
– Я веду тихую спокойную жизнь, и больше мне ничего не нужно, – заключил он.
* * *
Кларсфельды не собирались сдаваться. Через месяц они снова приехали в Кёльн. На сей раз с ними был Марко – доктор и фотограф, с которым Серж подружился в студенческие годы. Разработанный ими план в случае успеха должен был привлечь всеобщее внимание к тому факту, что военный преступник до сих пор не заплатил за содеянное. Они решили похитить Лишку.
Серж достал наручники, а Марко – две дубинки. Было решено схватить Лишку на улице, затолкать в машину, взятую напрокат, а перед пересечением французской границы сменить автомобиль. «На карательный отряд мы были похожи не больше, чем на совет епископов», – признается Беата.
