Должно быть, Герцогиня заметила выражение ужаса у меня на лице, потому что кинулась меня успокаивать.
– Не волнуйся, дорогой. Не все дети появляются на свет такими же ангелочками, как Чэндлер. Наш сынок просто немного недоношенный. Ты глазом не успеешь моргнуть, как он станет таким же красавчиком, как его папочка.
– Ну, надеюсь, что со временем он станет похож на свою мамочку, – хмыкнул я, ничуть не покривив при этом душой. – Если честно, меня не волнует, на кого он будет похож. Знаешь я уже сейчас люблю его так сильно, что мне плевать, если у него будет нос размером с банан, – Любуясь сморщенным, но от этого ничуть не менее совершенным личиком моего сына, я вдруг поймал себя на мысли, что Бог, наверное, все-таки есть, потому что подобное чудо не могло произойти случайно. А то, что плодом нашей любви стало появление на свет этого совершенного крошечного живого существа, было настоящим чудом.
Наверное, я таращился на него довольно долго, потому что очнулся я только услышав, как доктор Бруно охнул.
– Господи, помилуй, у нее кровотечение! Быстро готовьте операционную! Анестезиолога сюда! – медсестру после этих слов будто ветром сдуло.
Взяв себя в руки, доктор Бруно уже более спокойным тоном продолжал, обращаясь к Герцогине:
– Ладно, Надин, у нас небольшая проблема. У вас, по-видимому, не отделилась плацента. Что означает, дорогая, что ваша плацента, скорее всего, вросла в стенки матки. Если немедленно ее не извлечь, вы можете потерять много крови. Ну, а теперь, не волнуйтесь, я собираюсь вас почистить. Не бойтесь, я осторожно… – доктор умолк, словно стараясь подобрать подходящее слово, – но если ничего не получится, у меня не останется другого выхода, кроме как прибегнуть к гистероэктомии.
Я открыл было рот, чтобы сказать жене, что люблю ее, но не успел – в родильную палату ворвались две медсестры, переложили ее на каталку и куда-то покатили. Доктор Бруно рысцой бросился за ними. Уже взявшись за ручку двери, он, видимо, вспомнил обо мне.
– Не волнуйтесь, я сделаю все возможное, чтобы сохранить вашей жене матку, – торопливо сказал он. И пулей вылетел за дверь, оставив нас с Картером вдвоем.
Опустив глаза, я посмотрел на своего новорожденного сына и заплакал. Что с нами будет, если я потеряю Герцогиню? Как я смогу без ее помощи поднять двух детей? Ведь она для меня все. Даже хаос, который я называл жизнью, целиком и полностью зависел от нее, поскольку у Герцогини был дар все улаживать. Я глубоко вздохнул и попытался взять себя в руки. Нужно было держаться – ради сына, ради Картера Джеймса Белфорта. Я вдруг поймал себя на том, что расхаживаю по комнате, машинально укачивая на руках малыша и умоляя Всевышнего спасти Герцогиню, вернуть ее мне живой и здоровой.
Не прошло и десяти минут, как вошел доктор Бруно. Улыбаясь во весь рот, он прямо с порога объявил:
– Ну, нам удалось удалить плаценту. Держу пари, вы никогда не догадаетесь, как.
– И как же? – спросил я, ухмыляясь, как последний дурак.
– Позвали одну из наших девушек-интернов, у которой ручки как у десятилетней девочки. Ей удалось ввести руку в матку вашей жены и аккуратно извлечь плаценту по частям. Настоящее чудо, Джордан. Благополучно извлечь плаценту удается крайне редко, и эта процедура очень опасна для роженицы. Но сейчас уже все позади. Поздравляю вас – скоро получите совершенно здоровую жену и совершенно здорового сына.
Так сказал мне на прощанье доктор Бруно, Король Сглаза.
Глава 31
Радости отцовства
На следующее утро мы с Чэндлер, уединившись в спальне, погрузились в жаркие дебаты. Говорил в основном я, а она сидела на полу, играя с разноцветными кубиками. Я пытался убедить ее, что прибавление, случившееся в нашем семействе, пойдет ей на пользу, что наша жизнь станет еще лучше, чем раньше.
Глядя на своего маленького ангела, я улыбнулся.
– Послушай, тыковка, у тебя такой очаровательный маленький братик, ты сразу его полюбишь. Только подумай, как тебе будет весело играть с ним, когда он немного подрастет. Ты ведь старшая, так что станешь им командовать. Здорово, верно?
Чэнни, оторвавшись от возведения какой-то сложной конструкции, снисходительно глянула на меня большими голубыми глазами, унаследованными ею от матери. От нее пахло чистотой и свежестью, словом, так, как и должно пахнуть от ребенка. Нашей дочери только-только стукнуло два – ее пышные волосы к этому времени приобрели густой оттенок каштана и стали мягкими, точно шелк. Теперь они спадали ниже плеч, слегка завиваясь на концах. Мне было достаточно увидеть ее, как на глаза наворачивались слезы.
– Послушай, тыковка, мы не можем оставить его в больнице: он ведь теперь часть нашей семьи. Картер – твой братик, и со временем вы станете лучшими друзьями.
– Это вряд ли, – она равнодушно пожала плечами.
– Ну, мне пора в больницу, тыковка. Помни, что мы с твоей мамой по-прежнему очень тебя любим. И у нас хватит любви для вас обоих.
– Знаю, – беспечно бросила она. – Ладно, привозите его домой. Все в порядке.
Впечатляет, подумал я. Этим «все в порядке» она дала понять, что не возражает против нового члена нашей семьи.
Перед тем как ехать в больницу, пришлось ненадолго заскочить в одно место. В ресторане «У Милли», в аристократическом пригороде Грейт-Нек, у меня была назначена деловая встреча, впрочем, оттуда до еврейского квартала Лонг-Айленда было не более пяти минут езды. Я рассчитывал покончить с делом как можно быстрее, а потом забрать Картера с Герцогиней и отправиться в Вестхэмптон. Я слегка опаздывал – едва лимузин бесшумно остановился у ресторана, я увидел в окне белозубую улыбку Дэнни. Он сидел за круглым столом в компании Шефа, Вигвама и одного нечистого на руку адвоката по имени Хартли Бернштейн, который мне всегда нравился. Хартли прозвали Хорьком – возможно, потому, что вытянутая мордочка придавала ему сходство с этим хищником. Про себя я всегда думал, что с такой физиономией Хартли мог бы дублировать Би Би Айса – одного из персонажей комиксов про Дика Трейси.
Хотя завтрак в этом заведении не подавали, хозяйка ресторана Милли согласилась открыться пораньше, чтобы нам с Дэнни было где поговорить. Это устраивало нас обоих, учитывая, что именно сюда служащие «Стрэттон» приезжали обмыть очередную успешную сделку, чтобы выпить, поесть, потрахаться, надраться, проблеваться. Иначе говоря, тут было позволено все, что в таких случаях привыкли делать «стрэттонцы», и при этом за счет компании, которой впоследствии приходилось оплачивать счета на 25 000 или даже на 100 000 баксов – в зависимости от размеров причиненного ущерба.
Уже в двух шагах от столика я заметил, что за столом сидел еще и пятый – Джордан Шамах, новый вице-президент «Стрэттон», только что назначенный на эту должность. В детстве, когда они с Дэнни были закадычными дружками, Джордана прозвали Гробовщик – вероятно, потому, что своим стремительным взлетом к вершинам власти он был обязан отнюдь не своим талантам, а твердой решимости уничтожить каждого, кто попробует встать у него на пути. Гробовщик был низенький и толстый, и из всех способов закопать кого-нибудь предпочитал старое доброе предательство, при этом он свято верил в действенность сплетен, а при случае, как я слышал, не брезговал и убийством.
