В этот самый момент Сьюзен объясняла нам, что вирус СПИДа – результат заговора американского правительства, ровно так же, как и покушения на Рузвельта или Кеннеди. Я пытался слушать, но меня сильно отвлекали до смешного нелепые соломенные шляпки, которые она и тетка Патриция решили почему-то напялить. Диаметром они были больше, чем мексиканские сомбреро, а из их полей торчали несуразные розовые цветы. С первого взгляда было ясно, что эти две дамы родом не из Жидохэмптона. Скорее всего, они с какой-то другой планеты.
Как только моя теща начала поносить последними словами правительство, моя восхитительная Герцогиня тут же толкнула меня коленкой под столом, словно желая сказать: «Опять она за свое!» Я искоса поглядел на жену. Никак не могу понять, как умудрилась моя Герцогиня так быстро прийти в норму после рождения Чэндлер. Всего шесть недель тому назад она выглядела так, словно проглотила баскетбольный мяч! А сейчас она уже вернулась к своему боевому весу – сто двадцать фунтов твердой стали – и была готова навешать мне при малейшей провокации с моей стороны.
Я сжал руку Надин в своей руке и положил наши руки на стол, как бы показывая, что говорю от имени нас обоих:
– Что касается ваших слов о прессе, которая вся – одна сплошная ложь, то тут я с вами всецело согласен, Сьюзен. Проблема в том, что большинство людей не столь проницательны, как вы, – и я с самым серьезным видом покачал головой.
Патриция подняла свой бокал с вином, сделала немаленький глоток, после чего сказала:
– Как это удобно – так думать о прессе, особенно когда ты один из тех, на кого она непрестанно нападает! Ты не находишь, мой дорогой?
Я улыбнулся Патриции:
– Напрашивается тост! – я поднял свой бокал, подождал, пока все последуют моему примеру, и произнес:
– За нашу обожаемую тетушку Патрицию, которую Бог благословил поистине замечательным талантом – называть дураков дураками! – с этими словами мы чокнулись и выпили, проглотив менее чем за секунду пять сотен баксов.
Надин прижалась ко мне, погладила меня по щеке и сказала:
– Ах, мой дорогой, нам всем хорошо известно, что все, что они болтают о тебе, – это сплошная ложь. Так что не беспокойся, любимый!
– Да, – добавила Сьюзен, – конечно, все это ложь. Их послушать – выходит, что ты один-единственный нечестный человек в Америке. Ну разве это не смешно? Началось-то все еще с Ротшильдов, а потом Джей-Пи Морган и вся эта его свора… Фондовая биржа – это просто еще одно прикрытие правительства, только и всего. Видишь ли…
И Сьюзен снова взобралась на своего конька. Ну да, она была немножко с приветом – а кто из нас без греха? Зато она была очень умна и много читала. И она в одиночку вырастила Надин и ее младшего брата – а это адски тяжелый труд (по крайней мере, в случае Надин). Бывший муженек Сьюзен совсем не оказывал ей поддержки, ни финансовой, ни какой другой. Но она справилась, и справилась блестяще. А ко всему прочему Сьюзен была красивой женщиной – рыжеватая блондинка с ярко-голубыми глазами. Одним словом, молодец!
К нашему столику подошел Старр в белой поварской куртке и высоком белом поварском колпаке. В целом получилось похоже на большой пельмень.
– Добрый вечер, – тепло приветствовал нас Старр. – Поздравляю всех с Днем труда!
Моя жена, Великий Обольститель, стремительно вскочила со стула, словно чирлидерша, и наградила Старра легким поцелуем в щеку. А затем начала представлять ему своих родственниц. Через несколько приятных минут бессмысленного светского трепа Старр сменил тему и принялся расписывать свои фирменные блюда, начав с известных на весь мир жареных крабов с мягким панцирем. Не прошло и доли секунды, как я отключился, предавшись размышлениям о Тодде с Кэролайн и о моих трех миллионах. Как они собираются провезти их, не попавшись? А что будет с остальными моими бабками? Может быть, стоило все-таки прибегнуть к услугам курьеров Сореля? Но мне все еще казалось это рискованным – отдать такие деньги в руки совершенно незнакомого человека.
Я посмотрел на мать Надин, а та – случайно – перехватила мой взгляд. Она одарила меня самой теплой улыбкой, улыбкой, полной искренней любви, и я без колебаний ответил ей тем же. Сьюзен очень повезло с зятем. Действительно, с того самого дня, как я влюбился в Надин, ее мать ни в чем не нуждалась. Мы с Надин купили ей машину, сняли для нее красивый дом у воды и давали ей каждый месяц на карманные расходы по восемь штук баксов. И Сьюзен всегда поддерживала наш брак и…
…И тут мне в голову пришла поистине дьявольская идея. А почему, собственно, Сьюзен и Патриция не могли бы провезти часть денег в Швейцарию? Кто их заподозрит – двух дамочек в нелепых шляпах? Какие были шансы на то, что таможенники задержат их? Нулевые, вот именно! Две достойные пожилые дамы – и контрабанда? Да это просто идеальное преступление!
Однако я всегда испытывал раскаяние, когда меня осеняли подобные идеи. Господи! Да и случись что со Сьюзен – Надин просто четвертовала бы меня! Кто знает, может, она даже бросила бы меня, забрав с собой Чэндлер. А я не вынес бы этого! Я не мог без них жить! Ни…
Надин окликнула меня:
– Вернись на землю, Джордан! Эй, привет, Джордан!
Я повернулся к ней и рассеянно улыбнулся.
– Ты ведь хочешь меч-рыбу, малыш, не так ли?
Я кивнул, продолжая улыбаться. А Надин победоносно добавила:
– И еще он хочет «Цезарь» без гренок! – и Надин склонилась ко мне, чмокнула в щеку и снова уселась.
Старр поблагодарил нас, сделал комплимент Надин и ушел колдовать на кухне. Тетка Патриция подняла бокал и заявила:
– Я бы хотела произнести еще один тост.
Мы дружно подняли бокалы. Серьезным тоном Патриция продолжила:
– Этот тост за тебя, Джордан. Без тебя мы бы не собрались здесь сегодня вечером. И благодаря тебе я скоро переезжаю в новую, большую квартиру, поближе к внукам (я покосился на Герцогиню, пытаясь оценить ее реакцию. Надин закусила щеку! Вот черт!). В этой квартире у каждого из них будет своя спальня. Ты – великодушный человек, мой дорогой Джордан. И ты можешь этим гордиться. За тебя, мой дорогой!
Мы чокнулись, а потом Надин снова склонилась ко мне и нежно поцеловала в губы, отчего к моим чреслам прилило добрых пять пинт крови.
Здорово! До чего же классная у меня жена! И наш брак становился все крепче с каждым днем! Надин, я и Чэндлер – мы были настоящей семьей. Чего же еще может желать человек?
Через два часа я ломился в дверь собственного дома, словно Фред Флинстоун, изгнанный из дома своим домашним любимцем динозавриком:
– Надин, любимая! Ну отопри же дверь, впусти меня! Я же попросил прощения!
Голос моей жены за дверью сочился презрением:
– Прощения? Ты – маленький недоделанный идиот? Только попробуй войти – огребешь по морде!
Я сделал глубокий вдох и… медленно выдохнул. Господи, до чего же я ненавижу, когда она называет меня «маленьким»! Почему она так называет меня? Я вовсе не такой уж лилипут…
