Все это никак не уменьшало моих чувств к Герцогине. Напротив, я стал думать о том, смогу ли я когда-нибудь в отношениях с ней достичь такого уровня душевного покоя и доверия, чтобы забыть об осторожности и любить ее безоговорочно. Может, это случится, если у нас появится второй ребенок. Или если мы вместе состаримся – по-настоящему состаримся – и для нас окончится тот период, когда физическое тело требует для себя так много. Может, тогда я, наконец, доверюсь ей.
Шли дни, и я стал искать ощущения покоя и стабильности, смысла самой жизни в общении с Чэндлер. Где-то в глубине мозга острой занозой сидела мысль о том, что я могу попасть в тюрьму, и тогда меня разлучат с ней. Эту занозу нельзя было выдернуть до тех пор, пока (и если) агент Коулмэн не закончит свое расследование с нулевым результатом. Только тогда я обрету, наконец, спокойствие. Я с нетерпением ждал новостей от Бо, который должен был передать мне информацию, добытую специальным агентом Барсини, но у него были какие-то трудности.
Была еще и Герцогиня. Мы с ней замечательно ладили. Теперь, когда у меня было много свободного времени, оказалось гораздо проще скрывать от нее мое усиливающееся пристрастие к наркотикам. Я выработал замечательный режим дня. Я просыпался в пять утра, за два часа до нее, и спокойно съедал свою утреннюю таблетку. Потом я проходил все четыре фазы кайфа – звон в ушах и покалывание, потеря отчетливого восприятия и онемение, бессвязная речь и слюнотечение, окончательная потеря сознания. И все это до того, как проснется Герцогиня.
Очнувшись от забытья, я обычно смотрел несколько серий «Острова Галлигана» или «Мне снится Джинни», потом час-другой играл с Чэндлер. В полдень я обедал с Дэнни в ресторане «Тенджин», где нас видели все стрэттонцы.
После закрытия рынка мы с Дэнни снова встречались, чтобы вместе поторчать. Это был мой второй кайф за день. Обычно я приезжал домой около семи, когда фаза слюнотечения давно закончилась, и ужинал вместе с Герцогиней и Чэндлер. Я был уверен, что Герцогиня знала о моих шалостях, но закрывала на это глаза, возможно, из благодарности за то, что я, по крайней мере, старался не пускать слюни в ее присутствии (это всегда бесило ее больше, чем все остальное).
И тут я услышал сигнал телефона внутренней связи.
– Вы уже проснулись? – раздался в трубке голос Джанет.
– Уже одиннадцать, Джанет. Разумеется, я уже не сплю!
– Откуда мне знать? Вы же еще не выходили из спальни!
Нет, это просто неслыханно! Она и не думала говорить со мной уважительно даже теперь, когда работала в моем доме. Они с Герцогиней словно сговорились постоянно подкалывать и высмеивать меня. Разумеется, они делали это в шутку, из любви ко мне, но иногда мне было по-настоящему больно.
И на каких основаниях, собственно, эти две бабы высмеивают меня? Нет, я серьезно! Хоть мне и запретили вести бизнес с ценными бумагами, я все же сумел сделать четыре миллиона в феврале. Да и в марте – хотя сегодня еще только третье марта! – я уже сделал миллион. Так что меня нельзя было считать каким-то никчемным морским слизнем, валяющимся весь день в постели и ничего не делающим.
Интересно, а что сами эти две дамочки, черт возьми, делают целыми днями?Джанет проводила бульшую часть дня с обожаемой ею Чэндлер и в болтовне с Гвинни. Надин часами ездила на своих дурацких лошадях, потом ходила по дому в английском костюме для верховой езды: светло-зеленые обтягивающие рейтузы, такой же хлопковый свитер с высоким воротом и блестящие черные кожаные сапоги до колен. При этом трудно поддающаяся лечению аллергия на лошадей заставляла ее все время чихать, кашлять и хлюпать носом. Единственным человеком в доме, который действительно понимал меня, была Чэндлер и, наверное, Джинни, которая подавала мне завтрак в постель и предлагала кваалюд от боли в спине.
– Я уже проснулся, Джанет, – огрызнулся я, – так что остынь, черт возьми. Смотрю финансовые новости.
– Да? Правда? – невинно поинтересовалась Джанет. – Я тоже смотрю. Что же сейчас говорит этот парень?
– Отвяжись, Джанет. Какого… что тебе от меня надо?
– Тебя спрашивает Алан Химтоуб. Говорит, это важно.
Алан Химтоуб, а попросту Алан-Химик, мой доверенный дилер, поставлявший мне кваалюд, был тот еще зануда. Ему было мало получить пятьдесят баксов за таблетку и катиться ко всем чертям. О нет! Этому наркодилеру хотелось нравиться окружающим, хотелось, чтобы его любили, или что там еще хотелось этому хрену! Этот жирный ублюдок вдохнул новую жизнь в девиз «Ваш местный наркодилер, всегда готов помочь!» Однако у него действительно был лучший в городе кваалюд, лучший в мире фирменный кваалюд, произведенный фармацевтическими компаниями в тех странах, где закон все еще разрешал его производство.
Да, печальная история. Когда-то кваалюд наряду с другими «легкими» (они же рекреационные) наркотиками был вполне легальным в США, но когда Управление по борьбе с наркотиками обратило внимание на то, что на каждый легальный рецепт приходилась сотня фальшивых, все подобные средства были один за другим изъяты из легального оборота. Теперь в мире осталось всего две страны, где кваалюд производился легально, – Испания и Германия. И в обеих странах контроль был настолько строгим, что было практически невозможно заполучить сколько-нибудь значимое количество.
Вот почему мое сердце забилось словно кроличье, когда я снял трубку и услышал голос Алана-Химика:
– Ты не поверишь, Джордан, но я нашел фармацевта на пенсии, у которого есть двадцать таблеток настоящего «леммона»
[14], пролежавшие в его сейфе под замком почти пятнадцать лет. Пять лет я ходил вокруг него, упрашивая продать мне леммон, но он ни в какую не соглашался. А теперь пришло время платить за колледж сына, и он готов продать их по пятьсот баксов за одну таблетку. Я подумал, может, тебе это будет интересно…
– Разумеется, мне это интересно! – перебил я его, чуть не обозвав Алана долбаным дебилом за то, что он сомневался в моей заинтересованности. Ведь кваалюд кваалюду рознь. У каждой компании-производителя формула была слегка иной, и, следовательно, таблетки с разными торговыми названиями оказывали чуть разное воздействие на организм. И никому не удалось сделать более
правильныйвариант, чем это получилось у гениев из компании «Леммон Фармасьютикалз», которая выпустила препарат на рынок под торговым названием «леммон-714». Колеса получились великолепные – не только по силе действия, но и из-за своей легендарной способности превратить любую девственницу из католической школы в ненасытную похотливую суку. Поэтому они получили второе название –
расширитель ножек.
– Я возьму все! – выпалил я. – И вообще, скажи ему, если он продаст мне сорок колес, я куплю их по тысяче баксов за штуку, а если сто – по полторы тысячи! Это же сто пятьдесят тысяч долларов, Алан!
Слава богу, Волк – человек богатый, подумал я. Надо же, настоящий леммон! «Палладин»
[15], например, тоже считался
настоящимкваалюдом, потому что легально производился крупной испанской фармацевтической компанией. Но если уж палладин настоящий, то леммон – дважды настоящий!