– Он в коме, доктор Грин, и не может дышать самостоятельно. Функции мозга угнетены, сломаны семь ребер. Мы ввели ему адреналин, но никакой реакции не последовало.
Врач посмотрел Барту в глаза и медленно покачал головой, словно говоря: «Он не выживет».
И тогда Барт Грин сделал самую странную вещь на свете. С неколебимой уверенностью он подошел к Эллиоту, схватил его за плечи, прижался губами к его уху и строгим голосом прокричал:
– Эллиот! Немедленно очнитесь! – и стал немилосердно трясти его за плечи. – Эллиот, я доктор Барт Грин, и я приказываю вам перестать валять дурака и немедленно открыть глаза! Вас ждет жена! Она хочет видеть вас!
И после этих простых слов – и несмотря на то, что большинство мужчин предпочли бы умереть, чем вновь увидеться с Эллен, – Эллиот послушно выполнил команду Барта и открыл глаза. В следующую секунду работа его мозга возобновилась в нормальном режиме. Я огляделся – все врачи и медсестры разинули рты от изумления.
И я тоже. Это было чудо, сотворенное чудотворцем! От удивления я стал качать головой и краем глаза заметил большой шприц, наполненный прозрачной жидкостью. Прищурившись, я прочитал этикетку:
морфий. Очень интересно. Зачем морфий умирающему человеку?
Неожиданно меня охватило острое желание схватить шприц с морфином и тут же вмазаться. Я даже не успел понять, почему возникло это желание. Я был чист уже почти месяц, но теперь это не имело никакого значения. Украдкой оглядевшись, я увидел, что все медики склонились над Эллиотом, все еще ошеломленные таким замечательным поворотом событий. Бочком подкравшись к металлическому поддону, я схватил шприц и сунул в карман шортов. Кажется, никто этого не заметил.
Уже в следующее мгновение я почувствовал, как карман становится горячим… очень горячим… Господи Иисусе! Морфин буквально прожигал мне дыру в кармане! Я должен был немедленно вмазаться!
– Это самое невероятное из того, что я видел в своей жизни, – сказал я Барту. – Пойду сообщу всем эту радостную новость!
Когда я рассказал собравшимся в приемном покое, как Эллиот чудесным образом вернулся к жизни, Эллен стала плакать от радости и обнимать меня. Я с трудом избавился от нее, сказав, что мне срочно надо в туалет. Когда я уже уходил, Герцогиня схватила меня за руку и спросила:
– С тобой все в порядке, милый? Что-то ты неважно выглядишь.
Улыбнувшись жене, я ответил:
– Со мной все в порядке. Просто мне нужно в туалет.
Завернув за угол, я рванул к туалету не хуже спринтера. Распахнув дверь, влетел в одну из кабинок и заперся. Потом вынул шприц, спустил шорты и отклячил зад, чтобы вмазаться. И тут – о ужас!
У «шприца» не было поршня!
На самом деле это была одна из тех новомодных безопасных упаковок, которыми можно уколоться, только вставив их в специальное приспособление. У меня в руках был бесполезный флакончик морфия с иголкой… но без поршня! Какой облом! Я с тоской смотрел на флакон… и тут меня осенило!
Натянув шорты, я помчался в магазин подарков на другой стороне улицы, купил там леденец «чупа-чупс» и снова заперся в туалете. Стянув шорты, я воткнул иглу в ягодицу, потом взял палочку от леденца и, пользуясь ею, словно поршнем, выдавил в мышцу все содержимое флакона до последней капельки. И сразу внутри меня словно взорвался пороховой бочонок!
О боже! Должно быть, я попал прямо в вену, потому что вставило меня невероятно быстро. Я упал на колени, во рту резко пересохло, внутренности обожгло словно кипятком, глаза горели огнем, в ушах гудел колокол Свободы, анальный сфинктер напрягся, словно кожа барабана, а это всегда было для меня верхом блаженства!
Так я и сидел на полу туалета – герой со спущенными шортами, и в заднице у меня торчал шприц. Через некоторое время я сообразил, что Герцогиня, должно быть, волнуется, раз меня так долго нет.
Через пару минут я уже шел по коридору в сторону приемного покоя, где ждала меня Герцогиня, и тут меня неожиданно окликнула какая-то пожилая еврейка:
– Сэр?
Я повернулся к ней. Она, нервно улыбаясь, ткнула пальцем в мои шорты и сказала:
– Там у вас сзади… посмотрите на свой зад!
Оказалось, я так и шел по коридору с торчавшей в заднице иглой – словно раненый бык, в которого матадор только что воткнул бандерилью. Я улыбнулся доброй старушке, поблагодарил ее, выдернул шприц, бросил его в урну и снова направился к приемному покою.
Увидев меня, Герцогиня улыбнулась. Но тут у меня потемнело в глазах и…
Черт побери!
Когда я очнулся, я сидел на пластиковом стуле. Надо мной склонился средних лет доктор в зеленом хирургическом облачении. В правой руке он держал флакон с нюхательной солью. Рядом с ним стояла Герцогиня. Она больше не улыбалась.
– Вам трудно дышать, мистер Белфорт? – спросил врач. – Вы принимали какие-нибудь наркотики?
– Нет, – проговорил я, с трудом улыбнувшись Герцогине. – Наверное, это стресс. Быть героем не так легко. Верно, милая?
И я снова потерял сознание.
В следующий раз я пришел в себя на заднем сидении лимузина «линкольн», въезжавшего в Индиан-Крик-Айленд,
где никогда ничего не происходит. Моей первой мыслью было, что мне нужно бы нюхнуть кокса, чтобы прийти в себя. Это вечная моя беда. Двигаться морфием, не имея при себе для баланса какого-нибудь стимулятора, было глупейшей ошибкой. Нет, я больше никогда не буду так делать. Слава богу, Эллиот привез с собой кокаин! Я возьму его у него в комнате, а потом вычту из тех двух миллионов, что он мне должен.
Спустя пять минут гостевая комната выглядела так, словно десяток агентов ЦРУ в течение трех часов искали в ней украденную микропленку. Повсюду была разбросана одежда, вся мебель была перевернута. И никакого намека на кокаин! Проклятье! Где же он? Я продолжал рыться в комнате еще больше часа, пока до меня, наконец, не дошло: это все тот жирный гад Артур Винер! Это он украл кокаин своего лучшего друга!
Чувствуя себя одиноким и опустошенным, я, продолжая на все лады проклинать Артура Винера, поднялся в спальню и вырубился.
Глава 27
Только хорошие умирают молодыми
Казалось совершенно естественным, что помещения в штаб-квартире «Стив Мэдден Шуз» были похожи на обувные коробки. Этих «коробок» было две. Мастерская размером тридцать на шестьдесят футов представляла собой крошечную фабрику, оборудованную старинными швейными обувными машинами, которыми управляла дюжина латиноамериканцев. У них была одна грин-карта на всех, и ни один из них не платил налогов.
Офис компании был приблизительно таких же размеров, что и мастерская. Большую часть административного персонала составляли девушки не старше двадцати с небольшим, с разноцветными волосами и пирсингом на всех открытых частях тела, который словно говорил: «Да-да, и клитор у меня тоже проколот. И соски, разумеется!»
