– Понимаешь, что я хочу сказать, Джордан? Все не так уж плохо, как тебе казалось, правда?
– Ну да, – буркнул я и принялся обдумывать свою судьбу.
Четыре с половиной года – ну, конечно, это намного лучше, чем судиться, рискуя превратиться в мистера Гоуэра. Я буду сидеть в «Федеральном клубе», играть в теннис и гольф, и меня выпустят примерно к моему сорокалетию. Конечно, мне придется заплатить здоровенный штраф, но у меня все-таки было припрятано достаточно денег для того, чтобы все равно выйти из тюрьмы богатым человеком.
И тут меня осенило: может, и Герцогиня этому поверит? Может быть, она останется, если узнает, что мне сидеть только четыре с половиной года… к тому же можно немножко приуменьшить, сказать – «каких-то четыре года». Как она узнает, что я лгу? Может быть, стоит сказать «сорок восемь месяцев»? Что звучит короче? Наверное, сорок восемь месяцев, или, может быть, стоит даже сказать «сорок семь месяцев», а потом прибавить: «Это же меньше чем четыре жалких годика, детка!»
Ух ты, как приятно это звучало: меньше чем четыре жалких годика, детка! Да за это время икнуть не успеешь, такие мелкие неприятности часто случаются с влиятельными людьми. Да, я объясню все это Герцогине, и она поймет. В конце концов, я классно ее обеспечивал все эти годы. Так зачем ей тратить свое время и искать новую золотую жилу, когда та золотая жила, которая уже у нее есть, снова начнет действовать, меньше чем через четыре жалких годика, детка!
– …Ты всегда можешь сотрудничать со следствием, – говорил тем временем Магнум, то и дело многозначительно поднимая брови, – и если ты пойдешь по этому пути, то ты, может быть, вообще ни дня не пробудешь в тюрьме, может быть, тебе вообще дадут условный срок. Ну или, может быть, отсидишь год или что-нибудь в этом роде.
Я слишком увлекся своими фантазиями о вероломной Герцогине и пропустил первую половину фразы Магнума. Похоже, что он перешел к варианту номер три: сотрудничество, которое также известно под названием «стукачества». Называйте это как хотите, но я решил проигнорировать последнюю часть фразы Магнума и сказал с надеждой в голосе:
– Что же, мне не придется ни дня сидеть в тюрьме?
Магнум пожал плечами:
– Я сказал, что это возможно. Гарантии нет. Как только ты станешь свидетелем, который сотрудничает со следствием, то все правила, по которым обычно выносят приговоры, полетят в корзину. Судья может сделать все что угодно. Он может дать тебе условный срок, может дать год или, теоретически, может швырнуть в тебя свод законов. В твоем случае мы имеем дело с судьей Глисоном, и он прекрасно подходит для нашей ситуации. Он понимает важность сотрудничества и хорошо с тобой обойдется.
Я медленно кивнул, увидев свет в конце туннеля:
– Так значит, он на стороне защиты?
– Нет, – ответил Магнум, и мыльный пузырь моей надежды лопнул, – он не на стороне защиты и не на стороне властей. Он ровно в середине. Он просто танцует под собственную дудку. Это один из самых умных судей в Восточном округе, так что никому на него не повлиять – ни тебе, ни прокурору. Но это хорошо, потому что, если ты поступишь правильно, Джон поступит с тобой хорошо. Вот это я могу тебе обещать.
– Кстати, не называй его Джоном в суде, если не хочешь, чтобы тебя арестовали за неуважение, – он улыбнулся и подмигнул, – обращайся к нему «ваша честь», и все будет в порядке.
Теперь включился выпускник Йеля:
– Грег прекрасно знает Джона. Они вместе работали в прокуратуре. Они друзья.
Секундочку. Он сказал «друзья»? Мой адвокат дружит с судьей? Это звучало как музыка.
Теперь все стало на свои места. Я всегда знал, что Магнум – самый подходящий для меня адвокат. Я даже готов был забыть о том, что, когда я стою рядом с этим верзилой, то становлюсь похож на крошечную креветку. Но как же хорошо в конце концов все устроилось! По чистому совпадению мой адвокат дружит с судьей, а это значит, что он тихонько подмигнет судье, когда тот соберется произнести мой приговор, а судья тихонько кивнет Магнуму и скажет: «Джордан Белфорт, хоть ты и украл сто миллионов баксов и развратил целое поколение молодых американцев, я приговариваю тебя к двенадцати месяцам условно и к штрафу в сто долларов».
А разодетая Герцогиня будет сидеть в зале суда и благословлять судьбу за то, что решила повременить с поиском новой золотой жилы. Ведь золотая жила Волка вот-вот снова будет приносить золото, просто потому, что его адвокат дружит с судьей!
Я тепло улыбнулся Магнуму и сказал:
– Ну что же, это прекрасная новость, Грег! Почему ты сразу не сказал, что дружишь с судьей? Это же замечательно, просто замечательно, правда же?
Я заговорщицки подмигнул Магнуму и потер подушечкой большого пальца о подушечки указательного и среднего, словно говоря: «Просто скажи мне, сколько надо заплатить судье?» И снова подмигнул.
– Ой-ой-ой! – возопил Магнум таким голосом, от которого и мертвые бы проснулись. – Джон не такой! Он всегда следует закону. Когда-нибудь он может оказаться в Верховном суде. Или по крайней мере в Апелляционном суде. В любом случае, он не будет делать ничего дурного.
«Чертов зануда! – подумал я. – Мой собственный адвокат не хочет меня поддержать. Вместо этого он мне вставляет палки в колеса!» Я сдержался и не послал его куда подальше, а просто сказал:
– Хорошо, не хочу ставить под удар чью-либо карьеру. В любом случае вряд ли я смогу хорошо сотрудничать со следствием, так что здесь нечего и обсуждать.
Магнум, казалось, был потрясен.
– Почему ты так говоришь?
– Да уж, – добавил пораженный выпускник Йеля, – я совершенно не согласен. Ты прекрасно сможешь сотрудничать. Почему ты сомневаешься?
Я глубоко вздохнул.
– По многим причинам, Ник, не в последнюю очередь потому, что я нахожусь на самой вершине пищевой цепочки. На кого бы я ни давал показания, этот человек будет менее важной фигурой, чем я. Не говоря уж о том, что большинство тех, кем интересуются власти, это мои близкие друзья. И как же, скажи мне, я, блин, должен стучать на своих близких друзей и сохранить при этом хоть каплю самоуважения? Я не смогу даже пройти по Лонг-Айленду с высоко поднятой головой. Я стану изгоем.
Я сделал паузу и с отчаянием покачал головой…
– И если я решу сотрудничать со следствием, то должен буду рассказать обо всех своих преступлениях, все им открыть, да?
Они оба кивнули.
А я сказал:
– Я так и думал. Значит, если я признаюсь во всем, то мне назначат огромный штраф. У меня все отнимут, а это будет означать: прощай, Герцогиня, и мне придется начинать все сначала. Я не думаю, что смогу снова подняться. У меня жена и дети, о которых я должен заботиться. Ну скажи, что лучше: провести четыре года в тюрьме, зная, что твоя семья живет в роскоши, или провести в тюрьме год, и весь этот год твоя семья не будет знать, где им раздобыть еду?
