Теория и методология истории были политизированы основательно, тут исследователь должен был постоянно держаться верного курса. Многие темы вообще закрыли для исследования, даже самая безобидная работа могла стоить автору карьеры. Верхом теоретической смелости считалась вялотекущая дискуссия между ортодоксальными и неортодоксальными марксистами востоковедами. Первые отстаивали сталинскую (точнее, заимствованную Сталиным у В.В.Струве) концепцию пяти общественно-исторических формаций («пятичленку»), а вторые утверждали, что на Востоке вместо рабовладения и феодализма господствовал азиатский способ производства (АСП): власть и собственность принадлежат государству, а население представляло собой совокупность бесправных податных сословий. В пя тичленку азиатский способ производства не вписывался, но обвинить сторонников этой марксистской ереси в «антимарксизме» было затруднительно, потому что азиатский способ производства придумал именно Маркс.
Лев Гумилев до 1974 года счастливо избегал преследований. Правда, со временем Гумилеву приходилось уже пробивать свои статьи. Но у него были влиятельные друзья и просто доброжелатели. По иронии судьбы, одним из них оказался известный полярник, вице-президент (а с 1977-го – президент) Географического общества Алексей Федорович Трешников, директор того самого Арктического и Антарктического научно-исследовательского института, что некогда выжил Ахматову из Фонтанного дома. Позднее помогал Гумилеву физик Владимир Николаевич Красильников, с 1981 года занимавший в ЛГУ высокую должность проректора по науке.
Кроме того, и сам Лев Николаевич, опытный боец, мастер научных споров, умел пробивать свои труды. Профессор Жолковский вспоминает разговор Гумилева с заместителем главного редактора журнала «Народы Азии и Африки», ведущим научным сотрудником Института востоковедения Григорием Григорьевичем Котовским, сыном легендарного налетчика и красного командира. Жолковский пришел тогда в редакцию узнать о судьбе своей статьи. Дело было в 1969 году. Жолковского пригласили в редакцию «на всякий случай, если возникнут вопросы». Вопросы не возникли, а статья пошла в печать, но, услышав имя «Лев Николаевич» и догадавшись, о ком идет речь, Жолковский решил остаться и услышал интересный разговор.
Гумилев пробивал статью «Место исторической географии в востоковедных исследованиях», посвященную даже не теории, а методологии истории. Статью Лев Николаевич завершал рассказом об «историоскопическом методе». Работа историка проходит на нескольких уровнях (степенях приближения). Первый – история человечества как целого. Она развивается спонтанно, «по спирали, нижний конец которой теряется среди гоминид, освоивших огонь и технику каменных орудий, а верхний – уходит в будущее. На протяжении видимой части спирали просматриваются три явления: демографический взрыв, технический прогресс и смена социальноэкономических формаций». Второй уровень – этносфера. Это, собственно, уровень этнической истории, где заметно развитие этносов и суперэтносов, подъем одних и упадок других. Третий уровень – история одного народа. Четвертый – история отдельной эпохи. Пятый – жизнь отдельного человека.
Что немарксистского в этой схеме? Пожалуй, она вовсе не противоречит историческому материализму, тем более и ссылка на «смену социально-экономических формаций» есть. Но Котовский-младший был все-таки недоволен: у Гумилева не хватало «применения классовых, историко-материалистических критериев». Котовский не отказывал Гумилеву, но мягко, дипломатично требовал – переделать. Однако Гумилев переделывать отказался. Он «заговорил со столь невозмутимым спокойствием, что я ему немедленно позавидовал, — вспоминает Жолковский. — За его преувеличенной восточной любезностью стояла не толь ко бескомпромиссная, ахматовской закалки твердость, но и вызывающая, пусть символическая, апелляция к насилию, в которой сказывался то ли киплинговский налет, унаследованный с отцовскими генами, то ли собственный зэковский опыт.
— Благодарю вас, глубокоуважаемый Григорий Григорьевич, за незаслуженно лестное мнение о моем скромном опусе. И вы абсолютно правы насчет классового подхода, каковой в нем, действительно, не нашел применения. Дело в том, что меня интересуют исторические закономерности более общего порядка. <…> Если, скажем, взять какого-нибудь человека, поднять его на самолете на высоту в несколько тысяч километров над каким-нибудь пустынным местом и сбросить оттуда вниз, то можно с более или менее полной достоверностью предсказать, что, ударившись о песок, он разобьется насмерть. И для того, чтобы прийти к этому научному выводу, вовсе не потребуется учет классовой принадлежности этого человека и социальных взаимоотношений между ним и владельцами самолета».
Даже современному читателю ответ Гумилева представляется логичным, аргументы же – совершенно неотразимыми. Но в ответе был и скрытый смысл, который раскрывает для нас Жолковский. Незадолго до этого разговора в Саудовской Аравии опробовали модернизированный способ казни – сбрасывание с самолета. Мир был потрясен, а советские люди узнали кое-что новое об арабах. Сообщение, попавшее в советскую прессу, было крайне неудобным «с официальной – подчеркнуто проарабской – точки зрения».
Статью Гумилева без изменений напечатали в первом номере «Народов Азии и Африки» за 1970 год. Между 1959 и 1975 годами Гумилеву удалось напечатать практически всё, что он написал. А ведь напечатать книгу в издательстве «Наука» было очень трудно. Даже историки куда более благополучные, чем Лев Николаевич, порой предпочитали не связываться с «Наукой». Книги Арона Гуревича «Наука» печатала, но свои знаменитые «Категории средневековой культуры» Арон Яковлевич предпочел отдать издательству «Искусство». А вот у Гумилева до 1975 года все книги выходили именно в системе главного академического издательства. Тем тяжелее он будет переживать новый период своей жизни: в следующий раз «Наука» напечатает его книгу только в 1990 году.
Часть XV
ЭТНОГЕНЕЗ И БИОСФЕРА
— «Этногенез и биосфера Земли»? Вы знаете, да, была такая книга. Удивительно интересная! Я ее с удовольствием прочитала. Правда, ее совсем зачитали, не помню, оставили ее на полке или нет, — говорила мне пожилая женщина, библиотекарь подсобного фонда Российской государственной библиотеки.
Главную книгу Льва Гумилева я впервые прочитал в 1993 году. Это было одно из многочисленных тогда пиратских изданий. Теперь в моей библиотеке стоит и новенький, хорошо изданный томик «Этногенеза». Но ни в пиратских изданиях начала девяностых, ни в современных качественных изданиях «Астрели» и «Айрис-пресс» не сохранилась вступительная статья профессора, этнографа Рудольфа Фердинандовича Итса, которая предваряла первое и второе издание «Этногенеза». В моем родном городе найти первое издание оказалось трудно. В одной библиотеке книга была столь зачитана, что ее пришлось отправить на реставрацию. Из другой вообще исчезла. Пришлось отправиться в Ленинку. Но и там «Этногенез» нашли не сразу. Тысячи читателей центрального подсобного фонда Ленинки привели книгу в негодность, пришлось искать другой экземпляр.
Но фантастический для научной книги успех придет на рубеже восьмидесятых и девяностых, а в середине семидесятых годов Гумилева неожиданно перестали печатать.
