Если верить Гумилеву, монголы были просто уникальным в истории человечества народом – они никогда не лгали и оттого были слишком доверчивы, легко поддавались на чужие хитрости, ведь они и вообразить не могли, что такое обман. Вот и в XIV веке хан Тохтамыш, наивный и честный сибиряк, поверит гнусному доносу суздальских князей и пойдет войной на великого князя Дмитрия Ивановича, которому был обязан победой над своим соперником Мамаем.
Вообще-то история похода Тохтамыша на Москву всегда считалась образцом вероломства. За сто сорок лет до похода Тохтамыша о коварстве монголов писал Джованни дель Плано Карпини, посол папы Римского, который побывал в середине XIII века при дворе великого хана: «…они гораздо более лживы, чем другие люди, и в них не обретается никакой почти правды; вна чале, правда, они льстивы, а под конец жалят как скорпион. Они коварны и обманщики и, если могут, обходят всех хитростью».
А не лжет ли папский легат? А зачем же ему лгать? Монголы оставили по себе такую память в Польше, Богемии, Венгрии и Хорватии, что трудиться над созданием образа врага не было никакой необходимости. К тому же Плано Карпини пишет не только о дурных, но и о хороших качествах монголов: их взаимовыручке, выносливости, о целомудрии женщин, о дружбе мужчин. Кроме того, сам Лев Николаевич охотно ссылался на сочинение Плано Карпини, следовательно, вполне доверял свидетельству папского легата. Только вот его характеристику нравственного облика монголов ни разу не вспомнил.
Не вспомнил Гумилев и «Повесть о разорении Рязани Батыем», где говорится как раз об убийстве послов, только не татарских, а русских. Князь рязанский Юрий Федорович сам отправился с послами в лагерь Батыя на реку Воронеж и просил того не ходить войной на Рязанскую землю. Батый выдвинул встречное условие – потребовал жену князя: «Дай мне, княже, изведать красоту жены твоей». Когда князь с негодованием отказался от такого лестного предложения, Батый приказал убить князя и его спутников. Может быть, Гумилев не доверял источнику, ведь «Повесть о разорении Рязани Батыем» – произведение художественное? Доверял, ведь он эту повесть цитировал, опирался на нее, например, в своей книге «От Руси до России».
Как вполне доверял и Плано Карпини, который рассказал о том, как Туракина, мать хана Гуюка, отравила великого князя Ярослава Всеволодовича. Если трактовать это преступление так, как Гумилев трактует убийства монгольских послов, то окажется, что перед нами то же самое предательство доверившегося! Значит, и монголы были достойны повального геноцида, если бы русские витязи каким-то чудом могли добраться до берегов Толы и Керулена? Оказывается, нет, ведь и в этом убийстве виноваты не монголы, а русские: «доверчивая», «импульсивная» Туракина, «простодушная сибирячка», поверила доносу русского мерзавца и, самое главное, «агента Лионского собора», то есть католического шпиона боярина Федора Яруновича. На самом деле ни о каком доносе не было и речи. Перед нами фантазия, которую трудно выдать даже за реконструкцию.
«ВЕЛИКИЙ КАВАЛЕРИЙСКИЙ РЕЙД»
Вообще русским в сочинениях Гумилева крепко достается. Они не только вероломно убивают беззащитных монгольских парламентеров, но даже имеют наглость сопротивляться доблестным монгольским войскам.
Известно, что ни рязанские князья, ни великий князь Владимирский Юрий Всеволодович не участвовали в битве на Калке, а значит, не были причастны и к убийству послов. Но именно на рязанскую и владимиро-суздальскую землю пришелся первый, самый страшный удар Батыя и Субудай-багатура.
В чем была их вина? В том, что не сдались монголам. Вместо того чтобы дать монголам все необходимое – от продовольствия и фуража до жен и девиц, — русские посмели оказать сопротивление, а всем, кто воевал с монголами, Гумилев, мягко говоря, не сочувствовал. Зато Гумилев с симпатией писал о предателях и трусах, предпочитавших откупиться от монголов и обеспечить их свежими конями и продовольствием: «Жители богатого торгового Углича, например, довольно быстро нашли общий язык с монголами». Так же поступили и жители Болоховской земли на верхнем Южном Буге: «Оказалось, что ссориться с татарами вовсе не обязательно». Гумилеву и в голову бы не пришло хвалить русских, без боя сдавшихся, скажем, немцам, шведам или полякам. Солдат и сын солдата, он восхищался воинской доблестью даже нелюбимых им евреев. Но как только дело касалось войн с половцами, монголами, татарами, все менялось.
В чем виноваты жители Торжка, поголовно вырезанные монголами? В том, что не сдались вовремя. Кто виноват в разгроме Владимира, Киева, Рязани? Князья, которые не смогли ни договориться с монголами, ни организовать крепкую оборону. Ну допустим. А сами монголы неужели вовсе ответственности не несут? Скажете, время такое было, все были жестоки. Гумилев охотно вспоминает о жестокости противников монголов: новгородцы изрубили суздальцев в битве при Липице, наемники хорезм-шаха Мухаммеда разграбили Самарканд, войска его сына Джелаль-ад-Дина, злейшего врага монголов, еще до прихода последних разорили Грузию, немцы насаждали католичество огнем и мечом. Всё так, жестокость монголов соответствовала жестокости их врагов, но нравы монголов ужасали даже привычных ко всему современников: «…они обычно берут иногда жир людей, которых убивают, и выливают его в растопленном виде на дома, и везде, где огонь попадает на этот жир, он горит, так сказать, неугасимо», — писал Плано Карпини.
Георгий Владимирович Вернадский, русский историк, в молодости евразиец, писал о жестокостях монголов по возможности сдержанно, однако и он признавал: «Даже если число мужчин, женщин и детей, убитых на пути их вторжения, преувеличено хронистами, общее число жертв монгольских войн могло достигать нескольких миллионов. Счет потерь шокирует. Ни одна территория и период истории не знали подобной концентрации массовых убийств».
«Бегло, не заметив противника, прошла монгольская 30-тысячная рать через нашу Русскую землю, преследуя уходящих половцев, а затем через Польшу, Венгрию, Болгарию и вернулась домой», — писал Гумилев в 1989 году. Он представил нашествие Батыя «большим набегом» или «великим кавалерийским рейдом», который будто бы особого вреда Русской земле принести не мог, ведь зимой 1238-го монголы взяли и сожгли всего-то «14 деревянных городов».
Но откуда вообще появилась цифра 14 городов? Выдумал ее Гумилев? Нет, не выдумал, хотя и ссылку, где положено, не дал. А цифра эта взята из Лаврентьевской летописи, где сказано, что четырнадцать городов татары «в един февраль месяц взяша». Только за один месяц! А всего за военную кампанию, которая началась в ноябре 1237-го, а окончилась к лету 1238-го? Более сорока городов, среди них стольный Владимир, Старая Рязань, Суздаль, Переяславль-Залесский, Волок Ламский, Кашин, Тверь, Ржев, Дорогобуж, Вязьма, Стародуб-на-Клязьме, Боголюбов, Торжок, Коломна, Москва. Даже до северной далекой Вологды дошли татаро-монгольские отряды. Древний Муром и богатый торговый Нижний Новгород монголы разорили позднее, уже в 1239 году. В том же году дошла очередь и до богатой Черниговской земли, в 1240 году – до Киева, одного из самых больших, самых богатых и культурных городов тогдашней Европы. Гумилев лишь мельком упоминает о взятии Киева. Летописец писал подробнее и ярче: «Взяша Киев татары, и святую Софию разграбили, и монастыри все, и взяли иконы и кресты и узорочье церковное, а людей, от мала до велика, всех убили мечом».
