Читатель, если возьмешь в руки «Древних тюрков», вспомни Михаила Федоровича, скромного и честного помощника, забытого ученого, чье имя не упоминают на «евразийских» сайтах и форумах.
«Я не обижаюсь на автора за использование моего труда в качестве "навоза" (которому надлежит быть на заднем дворе), — писал Хван. — Важно, что он помог пышно расцвести саду, а сад вырос великолепный. <…> Книга написана талантливо, и ее автору многое прощается; как говорится в быту, гению все дозволено».
АКАДЕМИЧЕСКИЙ БЕСТСЕЛЛЕР
Тема «Древних тюрков» необычайно обширна. При традиционном подходе Гумилеву бы, вероятно, едва хватило на нее всей жизни. Диссертация и монография Гумилева посвящены народу, который впервые в истории объединил почти все степи от Маньчжурии до Тамани, завоевал богатую и культурную Среднюю Азию и заставил еще более богатый и культурный Китай выплачивать огромную дань лучшими шелками. Но взгляд Гумилева еще шире: история тюрков встроена в контекст истории громадного региона – от Византии до Кореи, от Байкала и Ангары до Тибета и Сычуани. Время действия – два с лишним века. Гуми лев даже перекрыл историю собственно тюркских каганатов (первого тюркского, западнотюркского и восточнотюркского) VI–VIII веков. Первые страницы рассказывают о событиях V века – «Перемены на Желтой реке». Последние страницы посвящены истории Тибета и гибели Уйгурского каганата – это шестидесятые годы IX века. Почти четыре века истории, очень далекой от современности и предназначенной, казалось бы, лишь специалистам. Только слух специалиста по истории Центральной и Восточной Азии ласкают названия древних народов и городов: карлуки, тюргеши, басмалы, курыканы, Хотан, Бишбалык, Тур фан, Гаочан… Имена великих и ничтожных правителей, полководцев, героев давно занесло песком времени. Многие ли слышали о Ли Ши-мине, Тоньюкуке, Ашине Шени, Моянчуре, Иль-терес-хане? А ведь таких имен в монографии Гумилева – сотни. Историческая реальность Центральной Азии второй половины первого тысячелетия нашей эры для неподготовленного читателя так же фантастична, как мир далеких галактик. Тем интереснее необыкновенный успех «Древних тюрков».
Тираж первого издания был невелик – 4 800 экземпляров. Правда, современный ученый о таком тираже может только мечтать, но в Советском Союзе были другие нормы. Впрочем, многие научные книги тогда пылились на книжных полках, их даже скупали, чтобы сдать потом на макулатуру и получить заветный талон на собрание сочинений Агаты Кристи или Александра Дюма. Но «Древних тюрков» разобрали очень скоро, а Гумилев уже к началу семидесятых попадет в число немногих ученых, популярных у интеллигентного читателя.
Переиздадут «Древних тюрков» только после смерти Гумилева, переиздадут пиратски, нарушив авторские права Натальи Викторовны, наследницы бездетного Льва Николаевича. Товарищество «Клышников, Комаров и Ко» выпустит «Древних тюрков» в убогом переплете, на отвратительной серой бумаге, зато тираж этого издания поражает воображение – 200 000. И его раскупят очень быстро.
Со временем интерес к «Древним тюркам» не исчез. По данным редколлегии сайта «Гумилёвика», «Древние тюрки» в 1999 году оказались самой популярной работой Гумилева после супербестселлера «Древняя Русь и Великая степь», научно-популярной книги «От Руси до России» и трактата «Этногенез и биосфера Земли». К 2007 году «Древние тюрки» уже делили второе и третье места с «Этногенезом», уступая только «Древней Руси».
Гумилев не дожил до массового успеха «Древних тюрков», но сам он высоко ценил эту работу и старался придать ей особое значение:
«…книгу "Древние тюрки"… напечатали потому, что нужно было возражать против территориальных притязаний Китая, и как таковая моя книга сыграла решающую роль. Китайцы меня предали анафеме, а от территориальных притязаний на Монголию, Среднюю Азию и Сибирь отказались». Как тут не вспомнить слова Ахматовой, сказанные, правда, по другому поводу: «…я одна, и против меня 600 миллионов китайцев. <…> Китайцы жаждут моей крови». Вершители судеб, повелители народов, не иначе.
Разумеется, китайцы не жаждали крови Ахматовой, не предавали анафеме Гумилева, от территориальных претензий не отказывались. Монография Гумилева вообще-то не имеет никакого отношения к советско-китайским пограничным спорам, да и сам Лев Николаевич, если не считать этого необычного для себя высказывания, всегда отрицал так называемое «историческое право» на территорию. Он не раз говорил, что отдаст свою зарплату тому, кто найдет на земле хоть один народ, извечно живущий на своей земле, ниоткуда не пришедший и ничего не завоевавший.
В «Древних тюрках» Гумилев, как обычно, использует исторические реконструкции. О быте и нравах двора уйгурского хана в конце VIII – начале IX веков мало что известно, но Гумилев смело пишет о вырождении уйгурской знати, о губительном распаде семьи. Основа для таких выводов – принятие уйгурами манихейства – религии, отвергающей благость посюстороннего мира, проповедовавшей крайнюю аскезу и отказ от семейной жизни. Но между религиозными предписаниями и повседневной религиозной практикой могла быть пропасть. Манихейство запрещало убийство, но уйгуры, перейдя в манихейство, не перестали воевать и убивать своих врагов. Так что здесь реконструкция подменяется фантазией автора.
Но фантазии в этой книге не так уж и много, даже самые смелые интерпретации Гумилева, как правило, опираются на факты, извлеченные из источников или самим Гумилевым, или его предшественниками-востоковедами. Гумилев вслед за Ньютоном мог бы сказать: «Если я видел дальше других, то потому, что стоял на плечах гигантов».
В 1965 году в шестом номере журнала «Народы Азии и Африки» выйдет если не разгромная, то уж во всяком случае ругательная рецензия Гумилева на книгу Кляшторного «Древнетюркские рунические памятники как источник по истории Средней Азии». Памятливый Гумилев не простил нападок востоковеда и, как только представилась возможность, перешел в контрнаступление. Кляшторный, знаток древнетюркских источников, недооценивал влияние ландшафта на жизнь кочевых племен, в чем его не преминул уличить Гумилев: «…автор помещает Кангюй в суглинистой пустыне, где, в отличие от пустынь песчаных, даже при повышенном увлажнении растительность развиваться не может. <…> Предков тюрков – племя ашина – автор располагает в пустыне около соленого озера Гашуннор… даже не ставится вопроса о том, чем могли кормиться эти племена в пустыне».
В письме к Василию Абросову Гумилев оценивал книгу Кля шторного еще резче, но, может быть, даже точнее: «…сплошной туман из наукообразных фраз и сносок. Сам автор говорит, что хорошо, если во всем мире его прочтут человек 50. Цифра завышена… такие книги отбивают у читателей вкус к чтению научной литературы…»
Гумилев знал тюркские языки намного хуже Малова, Кононова или Кляшторного, но лучше них разбирался во влиянии ландшафта на народ, общество, на экономику и даже на политику кочевых держав Древности и Средневековья. А главное, у Гумилева был ценный для историка талант, который, кажется, впервые отметил Александр Юрьевич Якубовский («Юрьич» из писем Гумилева). Гумилев с гордостью писал Наталье Варбанец еще из омского лагеря: «…хунны, уйгуры, кара-кипчаки из контуров и теней постепенно превращаются в фигуры и иногда даже наливаются кровью. Я на них смотрю почти как на детей – я ведь вывожу их из небытия. <…> Помнишь, что сказал Юрьич на защите: "Из кучи хлама сделана связная история за сто лет"».
