Отделение интенсивной терапии
Интенсивность заключается в выживании
Вот уже несколько лет прошло с тех пор, как я в первый раз ступила на порог отделения интенсивной терапии. Помню, как мне сказали, что работу в приемном отделении можно сравнить с битвой, а работа в интенсивной терапии – это настоящая война. И они не врали.
– Выходите отсюда, будут стрелять!
– Дайте мне пять секунд, вначале мне надо запрограммировать бомбу, иначе все, что мы делаем, будет бессмысленно.
– У нас нет времени, пускатель уже у нее в руке.
– Стреляю! Луч пошел!
– Успокойся, на этом расстоянии мы в безопасности. Эта ширма остановит радиацию.
– Надеюсь, ты права, и мы спасемся от выстрела. Нужно звать охранника, чтобы он принес патроны. Нам необходимо спуститься в кабинет компьютерной томографии с этим пациентом, и у нас не остается…
На самом деле я понятия не имею, о чем здесь шла речь, я попала в интенсивную терапию из-за несчастного случая, и, когда вышла из комы, этот разговор был первым, который я услышала… И от испуга я снова впала в кому.
Но в интенсивной терапии все так и есть. В этом отделении полно вопросов без ответов. Тут между бомбами, лучами, патронами, наркотиками и пробирками проходят смены, и у некоторых возникают вопросы, например такие: «На сколько метров нужно отдалиться, чтобы тебя не зажарил луч?» или «Можно ли добавить «Пропофол» в «Кола Као»?».
Тему портативных аппаратов радиографии в интенсивной терапии можно обсуждать долго. Никто никогда не знает, какое расстояние спасет тебя от радиоактивных лучей: одни говорят, что достаточно пяти метров, другие – пятнадцати, третьи – что луч путешествует по зигзагообразной траектории в поисках медсестер, другие говорят, что ничего не спасет. Ну прямо никакой жизни нет! А если ты далеко отойдешь, появится какая-нибудь шутница, которая ляпнет: «Ой, как прячется Са́ту, не беременная ли она?» Также есть коллеги, которые прячутся за спиной техника и его фартуком, словно за щитом с суперзащитными свойствами. Есть и такие, которые ну очень далеко убегают и возвращаются только к концу смены.
То, что всегда было, есть и будет: при слове «Луч!» не остается ни одной медсестры в отделении. Это лучший из когда-либо существовавших отпугиватель медсестер. На следующем конкурсе на вакантную должность я встану на стол перед экзаменом и громко крикну: «Луч!» Стопроцентно получу должность!
(Не)уведомленное согласие
Безграмотность – это настоящее счастье
В этой жизни существует два документа, которые мы подписываем без особого внимания к изложенному в них. Хорошо, три. Один из них – это ипотека, другой – бумага, которую мы подписываем в больнице перед операцией, и третий – это условия трудового договора предприятия, куда мы устраиваемся на работу. Ты можешь читать их под увеличительным стеклом, но я сэкономлю твое время, сказав, что во всех случаях это пустая трата времени. Они все равно одурачат тебя, если захотят. А если не подпишешь, то дурочкой будешь ты.
А теперь серьезно. Ты когда-нибудь читала документ согласия на операцию? Если ты его прочитаешь, то не подпишешь! А если не подпишешь, тебя не будут оперировать! Одна идет на операцию убирать жировик. Вроде ничего серьезного, но это тоже русская рулетка. Только тебе не доставят удовольствия нажать на курок потому, что это право остается за хирургом. А когда ты очнешься от анестезии, ты уже можешь называть себя Хосэ́ Мануэлем, обнаружив, что между ног тебе пришили член от Хосели́то (уменьшительно-ласкательное от Хосэ)! И все это без возможности предъявить претензии! И даже если бы то, что пришили, было таких размеров, как у На́чо Видаль (порнозвезда)… Хотя, конечно, это тоже хирург оставит за собой.
Когда ты подписываешь документ, ты даешь им право вырезать аппендицит, полноги, руку, кисть, родинку со спины, прибавку к зарплате и даже сделать нос, как у Беле́н Эстэ́бан (испанская телезвезда). Нос, который у нее сейчас, а не тот, что был раньше, с которого можно было курицу есть. Как же плохо она сейчас выглядит! Бедняга, вероятно, ей пришлось подписать немало соглашений.
Но самая лучшая часть этого документа та, где написано: «Врач ясно и понятно объяснил мне о рисках вмешательства». Ясно и понятно? Для кого? Ясно и понятно тогда, когда говорят:
– Ты ведь та, что с яичниками, да? Ну что ж, подпиши это, если нет, мы тебя оперировать не будем.
Все это происходит, пока ты корчишься от боли, брошенная на каталке «скорой» с синдромом поликистозных яичников, что вот-вот лопнут. Рядом с тобой лежит бабулька с помешательством, зовущая свою мать, тут же пьяный местный наркоман и целое семейство цыган со своими палатками, прибывшие по причине плохого самочувствия их барона, который лежит в отделении обсервации. Да при таких обстоятельствах я подпишу все, что угодно, даже признательные показания по делу об убийстве Кеннеди, только прооперируйте меня уже!
Затем тебе дают копию документа. Конечно, подождите, сейчас я достану папку для документов, которую ношу под рубахой с открытой спиной, и аккуратно положу эту бумажку в третий отсек папки: между страховым полисом и моим завещанием. Эй, очнитесь! Я в больнице, меня привезли сюда в том, что на мне было, и я даже уже не в этом, потому что с меня все сняли и всю мою одежду вместе со всем остальным засунули в полиэтиленовый мешок, который неизвестно где сейчас находится. (Спокойствие, только спокойствие! Ведь на мешок прикрепили наклейку со всеми моими данными.) Вот увидишь, как расстроится моя мама, когда узнает об этом, потому что ее больше беспокоит сморщенная одежда и то, сложили ли ее вообще, когда запихивали в мешок, а не то, что мои яичники лопнут, если меня прооперируют не вовремя. И ко всему прочему мне надели рубаху на три размера больше положенного, да еще и оранжевого цвета, словно меня доставили в Гуанта́намо. В какое место, по их мнению, я должна положить сейчас копию этого соглашения?
Завершая все вышесказанное, мне хотелось бы подчеркнуть, что соглашение – это документ, который, какой бы специалист вам ни принес его на подпись, дают всегда нехотя. Нежелание это настолько велико, что медперсонал даже не утруждается заполнить нескольких строчек, где должны быть указаны данные пациента. Они просто приклеивают наклейку с твоими данными. А знаете, почему они так небрежно ее приклеивают? Потому что медики никогда не собирали коллекционные карточки, когда были детьми. Они были слишком заняты, подлизываясь к учителям, чтобы те ставили им оценки повыше, так как с помощью хорошего аттестата проще попасть в медицину после окончания школы.
Сокращая здравоохранение
Жизнь в сокращениях
Мы живем в эпоху урезания бюджета на здравоохранение. Думаю, это очевидно. Достаточно взглянуть на заголовки газет или прогуляться по любому медицинскому учреждению, чтобы осознать эту реальность: сокращается количество наволочек, покрывал, лечебных отделений, медсестер и даже антибиотиков.
