В то время Альберт жил в добровольном изгнании в Австрии и недавно стал ее натурализованным гражданином. То, что он пошел на этот смелый шаг, было прямой реакцией на 1933 год – на воцарение нацистов в его родной стране. Имевший возможность пользоваться благами, полагающимися нацистской элите, Альберт бежал от всего, что было хоть как-то связано с партией. Его позиция была не просто фрондерством: среди первых увидевший, чем на самом деле является партия национал-социалистов и какую угрозу она представляет для Германии, он поступил в согласии со своими моральными принципами. Такое было редкостью. Соблазненные посулами полной занятости, экономического процветания, возрождения национальной гордости, многие оставались в Германии, вынужденно закрывая глаза на безжалостную нацификацию немецкого общества и ранние признаки грядущей катастрофы. Оставались даже многие немецкие евреи. Несмотря на заметный первоначальный всплеск в год прихода нацистов к власти (1933), показатели еврейской эмиграции из Германии далее демонстрируют общую тенденцию к снижению: от тридцати семи тысяч человек в 1933 году до двадцати трех тысяч в 1934-м и двадцати тысяч в 1938-м.
[56]
Человеком, который постарался заманить Альберта на работу в Tobis-Sascha, был сам президент компании Оскар Пильцер. Именно Оскар вместе со своими тремя братьями, Куртом, Северином и Виктором, осуществил незадолго до этого слияние Sascha Filmindustrie AG и Tobis-Tonbild-Syndikat AG, купив первый в 1932 году и второй год спустя. После слияния Tobis-Sascha занял положение крупнейшего киноконцерна в Австрии. Естественно, размер стал вызывать зависть, а из зависти выросли планы – конкретно говоря, планы геббельсовского министерства пропаганды – оторвать себе кусок от этого пирога. Евреи братья Пильцеры хорошо чувствовали эту угрозу и понимали также, что их религиозная принадлежность может в один прекрасный день быть использована против них антисемитским соседом Австрии. Это понимание, несомненно, было мощным фактором в решении нанять Альберта Геринга, закоренелого противника нацизма и младшего брата рейхсмаршала.
И действительно, не прошло и года после рождения компании, как со стороны министерства пропаганды Геббельса была предпринята попытка захвата. Хотя братьям Пильцер удалось ее отразить, раздосадованный неудачей Геббельс не собирался сдаваться: он задушил своего оппонента запретом на импорт в Германию любых фильмов, произведенных неарийскими компаниями. Дела компании стали стремительно портиться, и тут Геббельс нанес сокрушающий удар: он заставил заморозить один из немецких счетов Tobis-Sascha на миллион с лишним рейхсмарок в подконтрольном нацистам банке Creditanstalt. 27 января 1937 года братья Пильцер были вынуждены переуступить свою компанию фирме, которая и была главной виновницей такого их положения, – Creditanstalt. Хотя на тот момент Tobis-Sascha оценивали более чем в тридцать три миллиона шиллингов, братьям под давлением пришлось принять предложение в какую-то тысячу шиллингов. Последнее издевательство заключалось в том, что и из этой символической суммы они не увидели ни шиллинга.
[57]
Альберт не был единственным человеком со связями в мире шоу-бизнеса. Потеряв свою любящую жену и друга Карин, которая умерла в 1931 году от туберкулеза,
[58] через четыре года Герман снова обрел любовь в лице Эмми Зоннеман, театральной актрисы, сыгравшей множество ведущих ролей в престижном Берлинском государственном театре. Учитывая широкую представленность еврейской общины в немецких артистических кругах, Эмми имела множество друзей и коллег – евреев, которым после Нюрнбергских законов 1935 года пришлось сильно зависеть от милости их политически влиятельной знакомой. Такой коллегой, например, была одна из первых кинозвезд Германии Хенни Портен. Не будучи еврейкой, Хенни была замужем за евреем, доктором Вильгельмом фон Кауфманом. По нацистским расовым законам этот факт наделял ее тем же “недочеловеческим” статусом, что и у мужа. Хенни, когда-то обожаемое всеми лицо немецкого кино, очутилась в совершенно неестественной ситуации: она нигде не могла найти работу.
Не могла, пока случайная встреча с Эмми Геринг в гамбургской гостинице не привела к перемене ее участи. Услышав о тяжелом положении Хенни и ее мужа, Эмми была потрясена и совсем скоро пожаловалась Герману. Герман согласился помочь и позвонил своему отзывчивому младшему брату в Вене. “Альберт, у тебя есть влияние в киномире? Ты можешь что-нибудь сделать для Портен?.. Эмми считает, что кто-то должен ей помочь!” Герман оказался в странном положении, вынужденный просить об одолжении младшего брата.
[59] Альберт с удовольствием откликнулся и устроил Хенни контракт со своей студией. Это, возможно, не давало ей возможности участвовать в съемках в Вене, но по крайней мере они с мужем могли поправить свое положение.
[60] Имя Портен записано в “списке тридцати четырех” под номером двадцать шесть.
Уже потом, в январе 1945 года, после того как их выгнали из квартиры в Нойруппине (к северо-западу от Берлина), Хенни и ее муж в очередной раз воспользовались помощью Эмми и Германа, которые устроили им проживание в спокойном и относительно свободном от СС городке Иоахимсталь, расположенном в Бранденбурге на Вербеллинском озере.
[61]
Если верить Эмми и ее мемуарам “Моя жизнь с Герингом”, это был не единственный случай, когда рейхсмаршал что-то делал по просьбе ее знакомых. Она пишет: “Я занялась делами одной еврейской женщины-врача из Вены… Нам удалось уберечь ее от неприятностей, но в какой-то момент оказалось, что ее вот-вот заберут в концлагерь. Нужно было срочно что-то делать. Я позвонила Герману… Он посоветовал обратиться к Бальдуру фон Шираху и попросить его официальным порядком от лица рейхсмаршала приостановить интернирование”. Эмми тут же позвонила Шираху и передала просьбу Германа. Она спросила, не дадут ли врачу разрешение обойтись без ношения желтой звезды, но не успела она закончить фразу, как эсэсовец, прослушивающий линию, вмешался и сказал: “Рейхсмаршал ничего не говорил о желтой звезде”.
[62]
