Берта вздохнула. Знать бы еще, что она из себя представляет! Бледная и щуплая, в сером, как ноябрьское утро платье, Изабель казалась незаметной, даже если глядеть на нее в упор. Внимание привлекали только глаза, которые…
— Ты ведь умеешь запирать людей наедине с их кошмарами,? — Изабель напряженно кивнула. — А получится наоборот? Если в своей голове они сидят в темном чулане и раскачиваются из стороны в сторону, ты можешь хоть чуть-чуть приоткрыть им дверь? Есть тут одна работенка…
И протянула ей газету. Изабель пробежала глазами объявление и непонимающе посмотрела на Берту:
— Чего ты от меня хочешь? Что я должна?.. Я должна работать там?
— Работа как работа, — насупилась Берта, — не хуже, чем у других. Правда, тамошний доктор не дурак приударить за сестричками, но тебе это не грозит… В том смысле, что Леонард с него скальп снимет, если он позволит себе лишнего.
— Леонард? — Изабель перевела взгляд на него. — Ты поехал бы со мной?
— Разумеется. Я уже и чемоданы собрал, на случай если Берта все же захочет тебя убить. Вместе бы и сбежали.
Она улыбнулась. Ссылка уже не казалась такой страшной.
— Тогда я согласна. Едем!
— Чур и я с вами!
Взглянув на вошедшего Штайнберга, Берта с Гизелой поперхнулись кровью, зато Леонард по привычке вскочил со стула. Родного отца следует почитать… что бы он там на себя ни напялил. Поскольку фрак фабриканта был безнадежно испорчен, еще вечером Эвике порылась в сундуках и подыскала ему батистовую рубашку в кружевными манжетами, зеленый бархатный камзол, и брюки до колен. Натянув высокие сапоги с отворотами и подпоясавшись алым кушаком, Штайнберг напоминал лихого корсара. Дети не знали, куда девать глаза.
— Хочешь есть? — предложила Берта.
— Ага! Если вы оба называете меня на "ты," значит, мы родственники? Кузены?
Тут он подумал, почему Леонард встал, как только он вошел в комнату, и на его лице отразилось сомнение. Брат и сестра переглянулись. Раскрывать тайну своего родства они не собирались. Леонард трезво рассудил, что с любым отцом приключится удар, если он узнает что они его дети. Но уже поздно отпираться.
— Ты наш отец, — подтвердил Леонард, опечаленный.
— Чего только на свете не бывает! А где ваша мать? Она хотя бы симпатичная? — с надеждой переспросил Штайнберг.
— Не знаю, она ушла от нас много лет назад.
— Неужели? — фабрикант почесал затылок. — Нич-ч-чего не помню. Ну и как, я был хорошим отцом?
— Да!
Может, потому что они ответили с такой готовностью, или же из-за их широких, натянуто-веселых улыбок, но Штайнберг взгрустнул.
— Что, настолько все плохо было?
— Если хотите, — тихо вступила Изабель и запнулась на полуслове. — Если хотите, я могу все сделать так, как было раньше…
— Отличная идея! — подхватил Леонард. — Мы поможем тебе.
Но тоже умолк, прочитав мольбу в глазах отца.
— А мне есть, что вспоминать?
— Ну, ты самый б-богатый и успешный фабрикант в округе. Я прикажу управляющему приготовить отчет…
— Ох, цифры — это такая скучища! — скривился Штайнберг. — А что-нибудь еще, что-нибудь стоящее?
— Нет, — честно ответила Берта.
— Тогда лучше не надо, — замялся он. — Память — дело-то хорошее, но… давайте так и оставим, а? Мне нравится неопределенность. Если ничего не знаешь в точности, возможно абсолютно все.
— И что же ты будешь делать? — совсем растерялся сын.
— На первых порах укачу с вами в Вену. Прошвырнемся по кабаре, в оперу заскочим, накупим красивых платьев твоей невесте. Что-то ты ее совсем не балуешь обновками, а ведь какая миленькая барышня, — и Штайнберг ущипнул за щеку Изабель, которая дала себе зарок уже ничему не удивляться. — А потом я хочу посмотреть мир. Удивительно, как я до этого раньше не додумался.
Берта подмигнула брату.
— По-моему, мы уже достаточно взрослые дети, чтобы позволить отцу вести себя так, как ему заблагорассудится.
Поколебавшись, Леонард все таки согласился, а Берта как бы невзначай пододвинула Изабель чашку крови и, когда та взглянула на нее недоверчиво, то увидела, что уголки губ Берты чуть приподнялись. И тут же опустились, потому что в кухню буквально ввалилась Мастер, роняя исписанные листы бумаги. Обвела подданных затравленным взглядом и телепатически взмолилась о помощи, но Эвике ее уже догнала.
— А здесь они что натворили? — обреченно прошептала Эржбета, вытаскивая из волос паутину. Визит в галерею надломил ее психологически.
— Кстати, Гизела, — задумалась Эвике, — чьи картины висели у нас в галерее?
— Рембрандта, — виконтесса и глазом не моргнула. — Мерзавцы сожгли их, а взамен намалевали невесть что.
— Между прочим, не так уж плохо у них получилось! — заняла оборонительную позицию девушка, но госпожа Мастер всецело встала на сторону виконтессы.
— Как раз насчет картин я не спорю. Тут вы вправе требовать компенсацию и за психологический ущерб, это ж надо, пять ночей подряд видеть такое, — она поежилась. — Ну хорошо, я верю что они привезли с собой ручную моль, которая уничтожила портьеры. И что вся эта орава каталась по перилам, покуда парадная лестница не пришла в негодность. Но восточная стена почти разрушена. Они что, повыковыривали оттуда камни? Зачем?
— На память взяли, — сказала Гизела, меланхолически обмахиваясь газетой, — тем более что камни были полудрагоценные. Мы их специально туда вставили, для красоты.
Эржбете подумалось, что членские взносы в Совете придется поднять как минимум в пять раз. Только так они смогут расплатиться с графом… в ближайшие двадцать лет.
— Я вышлю чек, — пообещала она, пятясь к выходу.
— Про платье не забудьте! — крикнула ей вдогонку Эвике и пояснила друзьям, разинувшим рты. — Она мне платье сошьет на свадьбу. За так. Сначала отнекивалась, мол, у нее вся белая тафта сгорела, но я предложила показать, где протекает крыша, и она сразу же согласилась. Даже мерки с меня сняла.
Обрадованная Гизела побежала ее поздравлять, а когда девушки обнялись, успела что-то шепнуть Эвике на ухо, и та бросила на Берту озорной взгляд. И сразу же заметила, что Леонард и Изабель держатся за руки. Поморщилась, но вслух ничего не сказала. Когда самой хорошо, чужое счастье глаза не колет. А как только увидела Уолтера, который заплетающимся языком учил графа петь "Боже, храни королеву," от недовольства не осталось и следа.
Обняв невесту, англичанин обвел глазами всю немертвую компанию и подумал, что почти неделю назад он приехал сюда в надежде отыскать хотя бы одного, пусть и самого лядащего, упыря, а теперь он с ними хоть и косвенно, но породнился. Какая получится книга! Конечно, придется убрать все упоминания о мытье посуды, и об инфузориях, и, пожалуй, о Берте Штайнберг, которая в противном случае отыщет его, вставит авторучку в одно ухо и вытащит из другого. С нее станется. Но поймав сумрачный взгляд вампирши, Уолтер решил, что уж лучше сосватать эту идейку кому-нибудь еще. Взять хотя бы этого ирландца, директора театра «Лицеум»… ну как его?.. тоже вроде фольклором интересуется.
[50]
Вот-вот, ему. А с Уолтера хватит и того, что оный фольклор будет регулярно гостить у него по выходным.
