— Я вход? — спросила она, вырывая у Штайнберга собачку.
— Ч-что, простите?
— Я входить?
— Входите, — автоматически отозвался он, но когда эта сумасбродка проследовала в дом, завопил, — Эй, вы, дамочка! Вы кто такая будете?
В ответ она затараторила по-итальянски, жестикулируя так отчаянно, что пудель, сидевший у нее на руках, пару раз чуть не шлепнулся на пол.
— Черт бы вас побрал, говорите по-немецки! — остановил ее фабрикант.
Столько лет итальянцы были в подчинении у Австрии, давно пора выучить цивилизованный язык!
— Я Лючия Граццини, а это — Тамино, мой собака, — ответствовала итальянка и замерла, ожидая от него какой-то реакции. Видимо, нужной реакции так и не последовало, поэтому она посмотрела на Штайнберга укоризненно. — Неужели вы про меня не слышать?
— С какой стати?
— Я известный оперный певица. Я здесь на гастролях. По всему Триесту висеть плакаты!
Бред какой-то. Неужто прознала про его деньги и решила заручиться покровительством нового мецената? Обойдется.
— Ну знаете ли! Если вы заявились, чтобы пригласить меня на концерт, то даже не рассчитывайте…
— Я приходить не к вам, — рот итальянки презрительно скривился. — Где девушка?
— Отец, кто там? — услышав громкие голоса, позвала Берта и сразу закашлялась.
— Она?
— Да, — прошептал Штайнберг чуть слышно.
— Как ее имя?
Он заколебался. Фольклор не советует называть свое имя вампирам, иначе они получат над вами полную власть. Но разве не для этого он все затеял?
— Берта.
— Хороший имя.
Подобрав юбки, вампирша резво взбежала по лестнице, а Тамино потрусил за ней.
— Привет, Берта! — сказала Лючия, входя в гостиную.
— Кто вы?
— Что-то ты неважно выглядишь, — продолжила гостья, отмечая и тусклые волосы девушки, и ее сепийную кожу.
— Как вы смеете! Что вам нужно? — спросила больная по-итальянски.
— У тебя есть шоколадные конфеты?
— Есть, — ответила Берта, обескураженная вопросом. — Но…
На столике оказались конфеты и тарелка с недоеденным тирамису. Врачи советовали налегать на мясо и овощи, но когда Берта поняла, что уже не выкарабкается, то махнула рукой на все рекомендации.
— Сейчас посмотрим, — незнакомка покрутила конфету, понюхала ее, и бросила через плечо. — Дрянь! А тут что? Тоже дрянь, дрянь, действительно дрянь… О! С ромом! Глянь, Тамино, твои любимые, — льстиво сказала она, скармливая пуделю конфету.
— Собакам нельзя шоколад! — подалась вперед Берта. — Он от них умрет!
— А вот это вряд ли.
(Тридцать лет назад, еще до Войны Севера и Юга, примадонну пригласили на гастроли в Новый Орлеан. Как-то вечером в сопровождении администрации театра она прогуливалась вдоль Миссиссиппи, где плавали аллигаторы, невозмутимые как бревна. Но уже через час один из них, не выдержав визгливого лая Тамино, не замолкавшего ни на секунду, вдруг подпрыгнул и одним махом проглотил собачку. Остальные аллигаторы одобрительно закивали. Примадонна немедленно вытянула злодея из воды за хвост, до смерти забила ридикюлем, вскрыла с помощью пилочки для ногтей, извлекла пуделя, но было уже поздно. Тогда она попросила антрепренеров принять меры. Для пущей убедительности поклацала клыками. Правда, на ее клыки мужчины не обратили внимания. Они завороженно глядели на пилочку для ногтей. Спустя четверть часа на место происшествия был доставлен чернокожий жрец вуду и конфликт разрешился полюбовно.)
— Он балансирует конфеты на носу! — произнесла примадонна тоном матери отличника.
Пудель немедленно встал на задние лапы, поджав передние, и носом поймал конфету. Потом подбросил ее в воздух, схватил на лету и зачавкал. Так ловко он все это проделал, что Берта не удержалась и захлопала.
— Ой как здорово! Только зачем вы все это мне показываете?
— Как зачем? Должна же ты увидеть хоть что-то стоящее перед смертью.
Когда Штайнберг пересилил страх и вошел, вампирша качала кресло и напевала колыбельную Берте… которая безмятежно спала. Это он определил по ее хриплому, точно кошачье мурлыканье, дыханию. Но почему?
— У вас есть еще bambini ?
[25]
— обратилась к нему вампирша.
— Мой сын Леонард, он сейчас в саду. Но Леонард тут причем?
— Он содержит в себе много зла… моменто… а! Праведный гнев пылает в его сердце, — нараспев произнесла Лючия, а Штайнберг вздрогнул от неожиданности. За весь вечер это была первая грамматически правильная конструкция, соскользнувшая с карминно-красных губ.
— Кто — он?
— Вы знать не худше, чем я, — вздохнула Лючия.
Разговаривать на немецком было очень утомительно. Этот язык она знала в основном по ариям Царицы Ночи,
[26]
а слова в них весьма специфические.
— Берта — это ребенок, который родился в первую очередь? Эээ… первенка?
— Да, перворожденная, — с запинкой произнес Штайнберг. В самом слове для него сосредоточился какой-то невыразимый, инстинктивный ужас, словно память о событиях, произошедших и давно, и не с ним.
— Кошмарррр! И вы еще удивляться! Вам нужно было сразу сообщить!
— Да, я понимаю! Это ведь он вас прислал? Но теперь-то вы поможете моей дочери? — он просительно заглянул примадонне в глаза, но та отвернулась. — Пусть она не умрет, пожалуйста? Мне все равно, во что она превратится… только пусть… чтобы не насовсем, а? Раз вы здесь, значит, вы можете ей помочь!
Он схватил Лючию за руки, но вампирша без труда отцепила его скрюченные пальцы и отошла назад, глядя на него со смесью жалости и отвращения. Тогда он рухнул на пол. Кто бы мог подумать, что однажды он станет ползать на коленях перед итальянской певичкой, умоляя убить его собственную дочь?
— И да, и нет, — сказала примадонна.
— Что это значит?
— Да — я мочь сделать из нее вампир. Нет — я не мочь сделать вампир только из нее. Вот, вы читать.
Она протянула ему телеграмму, и в ее глазах мелькнуло сочувствие. Или показалось? Итальянка так быстро отвернулась, что не разберешь. Если бы он не знал, что вампиры — безжалостные твари, то подумал бы, что Лючия очень, очень смущена.
Если опустить «зпт» и «тчк» и восстановить задуманный текст, послание выглядело бы вот так.
"Любезный друг мой!
До меня дошли слухи, будто моей собственности вскоре будет нанесен непоправимый ущерб, а посему я отдал распоряжения, дабы предотвратить вышеупомянутую потерю. Сейчас, когда вы читаете это письмо, вам как никогда хочется отдать мне тот старинный долг. Или слово «сбагрить» будет более подходящим? Подобное рвение заслуживает всяческих похвал. Я полагаю, что вы, будучи человеком сведущим в финансах, никак не могли упустить из виду, что за долгие годы, в течении которых вы предпочитали хранить благоразумное молчание, по вашему долгу успели набежать кое-какие проценты? Поскольку в настоящий момент я слишком занят, чтобы навестить вас лично, подательница сего взыщет с вас сумму в полном объеме.
