Хотя Мария утверждала, что Елизавета физически не способна к сексу, она смеялась над выражением «королева-девственница». В скандальном разговоре с Бесс Хардвик Мария заявила, что английская королева настолько ненасытна, что соблазняет всех мужчин вокруг. Неудивительно, что самым частым гостем королевской спальни она назвала Роберта Дадли. Но Мария изобразила королеву сексуальной хищницей. Она утверждала, что Елизавета силой заставила сэра Кристофера Хаттона заняться с ней сексом, пыталась затащить в постель герцога Алансонского, явившись ему в одном белье, и целовала его посланника Симье, позволяя себе «различные недостойные вольности с ним»
[678].
Решив не обращать внимания на столь безумные слухи, Елизавета быстро извлекла пользу из своего незамужнего состояния. Она даже сравнивала себя с Девой Марией, чтобы сформировать полубожественный, культовый образ Королевы-Девственницы. С самого начала правления ее речи были пересыпаны упоминаниями о том, что она «невеста» Англии и «мать» ее народа. В 1559 году она ответила на петицию Палаты общин с просьбой вступить в брак такими словами: «Никогда больше не обращайтесь ко мне… что у меня нет детей: ибо каждый из вас и все, кто считает себя англичанами, это мои дети». В другой раз она заявила: «Заверяю вас, что после моей смерти вы можете иметь множество мачех, но у вас никогда не будет другой, более родной матери, какой я была вам всем»
[679].
Два события упрочили растущую уверенность Елизаветы как королевы. Во-первых, она одержала триумф над своей давней и самой опасной соперницей. Мария Шотландская сумела родить сына от лорда Дарнли, но победа эта оказалась недолговечной. Ее второй муж оказался человеком никчемным, жестоким и опасно нестабильным психически. Вместе со своими людьми он жестоко убил доверенного секретаря Марии, итальянца Давида Риццио, прямо на глазах его беременной жены. Вскоре после рождения сына мужа Марии убили. В результате поразительных событий Мария сблизилась с главным подозреваемым в убийстве Дарнли, Джеймсом Хепберном, четвертым графом Босуэллом. В результате заговора шотландских лордов Мария лишилась трона и бежала на юг, в Англию, решив отдаться на милость кузины Елизаветы. И это стало одной из множества ее фатальных ошибок. Елизавета, не тратя лишнего времени, сделала шотландскую королеву своей узницей, и в таком положении Мария провела почти двадцать лет.
Соперничество Елизаветы и Марии прекратилось, когда шотландская королева оказалась на английской земле. Хотя в политическом отношении у них были причины ненавидеть друг друга, но у их вражды были и личные основания. Елизавета страшно ревновала к более молодой и красивой кузине, у которой всегда было множество почитателей и которая удовлетворяла свои желания так же свободно, как Елизавета их подавляла. Но английская королева всегда тщательно скрывала свои личные чувства под маской преувеличенной симпатии. Хотя Мария умоляла кузину о встрече, Елизавета всегда отказывалась — возможно, она боялась убедиться в том, что ее ревность справедлива.
Английская королева не упустила возможности закрепить свое превосходство. Когда Мария в 1568 году прибыла в Англию, она написала своей кузине: «Когда я совершила побег, то не имела ничего, кроме того, что было на мне»
[680]. Мария молила прислать ей новую одежду, соответствующую ее статусу. Торжествующая Елизавета выбрала в своем гардеробе самые неприглядные платья. Когда смущенный сэр Фрэнсис Ноллис прибыл в Карлайл с этими платьями, он извинился тем, что они были выбраны для «легкости экипажа». Одурачить Марию не удалось. Она хранила ледяное молчание. Но когда она не прислала кузине благодарственного письма, Елизавета во всеуслышание осудила ее за неблагодарность и потребовала отчета о том, как были приняты ее подарки. Ноллису ничего не оставалось, кроме как признать: «Ее молчание было более презрительным, чем благодарным»
[681].
Елизавета одержала еще один, очень личный триумф над Марией. Длительное заточение в Англии, за время которого возникало множество заговоров с целью ее освобождения, закончившихся неудачами, стало брать свое. Шотландская королева страдала от ревматизма и хронических болей в спине, волосы ее преждевременно поседели, она набрала вес. Несмотря на огромные расходы на роскошную одежду и украшения, Мария мало чем напоминала ту прелестную принцессу, которая всего несколько лет назад считалась самой желанной невестой Европы.
Хотя Елизавета не испытывала таких же трудностей, как ее соперница, она тоже начала терять красоту. В 1581 году одному из ее портных, Уильяму Уиттелу, было поручено «перешить, расширить, обновить и переделать тридцать пар корсетов и рукавов», поскольку королева сильно поправилась. В этом десятилетии у королевских портных было немало работы — почти все наряды приходилось переделывать. С сентября 1586 по апрель 1589-го Уильям Джонс перешил и расширил не менее 102 королевских платьев. Хотя некоторые переделки были связаны с изменением модных тенденций — в моду вошли широкие кринолины и очень широкие рукава, упоминания об «удлинении и расширении корсажей» говорят о том, что фигура Елизаветы тоже изменилась. Несмотря на умеренность в еде и постоянные физические упражнения, она пополнела, как это свойственно среднему возрасту. Венецианский посол в ноябре 1596 года писал, что она «очень плотно сложена» — в то время королеве было шестьдесят три года
[682].
Елизавета прикладывала огромные усилия, чтобы скрыть появившуюся полноту и другие признаки старения. И это объяснялось не только женским тщеславием: любое внешнее проявление слабости суверена подрывало бессмертный божественный статус, на котором покоилась ее власть. Елизавете было жизненно важно сохранять юность и красоту как можно дольше, чтобы продолжать считаться завидным призом на международном брачном рынке. Один из современников писал, что она «царственно украшена — и сама ее персона, и ее двор; королева отлично знает, что в пышных церемониях кроется главный секрет успешного правления, ибо люди от природы склонны любить внешние представления»
[683].
В ноябре 1582 года, спустя четырнадцать лет после бегства в Англию, Мария написала кузине длинное, горькое письмо, перечисляя в нем все свои страдания и требуя «удовлетворения, прежде чем я умру, чтобы все разногласия между нами были разрешены и моя бесплотная душа не была принуждена вручить мои жалобы Господу». Мария жаловалась всем, кто был готов ее слушать. Испанскому послу она жаловалась на «безжалостную мстительность, с какой к ней относится королева»
[684].
