Domus Providencie, то есть нижние помещения, делились на разные службы: посудомоечная, кладовая, кухня, буфетная, винный подвал, помещение для столовой посуды и белья (работники отвечали и за стирку) и птичник (к этой службе относились также возчики и привратники). Подавляющее большинство работников здесь были мужчинами. Единственными женщинами внизу были прачки, уборщицы и посудомойки.
Лощеный вид персонала Domus Magnificence говорил о том, что монарх способен хорошо обеспечить своих слуг. Лакеи и пажи символизировали авторитет короля и его способность управлять своим двором — а следовательно, и королевством. А вот о тех, кто работал внизу, практически не заботились. Работники кухни доставляли еду в специальные помещения, где блюда забирали ливрейные лакеи Domus Magnificence
[14]. Из этого правила было несколько примечательных исключений. Так, например, при дворе имелись четыре «качалки», обязанностью которых было качать колыбель королевских младенцев. Эти женщины, королевская прачка и трубочист имели право на ливреи.
На заре правления Тюдоров частная жизнь монархов строго регламентировалась этикетом, традициями и церемониалом. Эти правила отражались на структуре двора и архитектуре королевских дворцов. Личные апартаменты короля и королевы появились еще в XII веке. Но только 300 лет спустя, в царствование Эдуарда IV, этот процесс ускорился. Король приказал перестроить все королевские резиденции, чтобы обеспечить себе и своей семье личные, совершенно отдельные апартаменты, полностью отделенные от остальных помещений. Так Эдуард сознательно контролировал доступ к царственной особе и полностью сосредоточивал власть в собственных руках. Отделение короля от его подданных усиливало мистическую силу монархии и возвышало тех, кому было дозволено преодолеть архитектурный раздел и получить доступ к королевской особе.
В конце правления Эдуарда королевские апартаменты включали в себя караульное помещение — первый церемониальный зал на пути к королю. Здесь размещались личные телохранители короля. В тронном зале король обедал, принимал важных гостей и встречался со своим советом. Личные апартаменты включали в себя спальню и личные комнаты короля. Этими помещениями занимались специально назначенные слуги. Личные апартаменты были не столь личными, как можно подумать. Они включали в себя и более публичные помещения, поскольку многие аспекты личной жизни монарха были связаны с формальным церемониалом.
Примерно в 1470 году влиятельный юрист, сэр Джон Фортескью, подготовил политический трактат «Управление Англией», в котором изложил основные принципы царствования. Один из наиболее важных заключался в том, что монарх не должен ограничивать себя в красивой одежде и изысканной обстановке: «Королю необходимо иметь такие сокровища и строить новые здания, когда он этого желает, ради своего удовольствия и величия; и он может покупать себе богатую одежду, богатые меха… соответствующие его царственному положению. И часто он будет покупать богатые гобелены и другие украшения для своих дворцов… ибо, если король не делал этого или не мог делать, он жил не так, как подобает его положению, но в несчастье и в большем порабощении, чем любой обычный человек»
[15].
Эдуард IV полностью принимал концепцию великолепия, считая ее синонимом власти. Гость, посетивший его двор в 1466 году, писал, что у английского короля «самый роскошный двор, какой только можно найти в христианском мире»
[16]. А вот ланкастерский соперник Эдуарда, Генрих VI, отказывался от королевской роскоши — и заплатил за это высокую цену. Едкий комментатор так описывал его въезд в Лондон после временного возвращения на трон в 1471 году: «Это было больше похоже на игру, чем на въезд принца, способного завоевать сердца людей». На Генрихе была простая длинная синяя бархатная мантия, «словно у него не было во что переодеться», он отказался содержать большой двор и жил так, словно находился «в великой бедности»
[17].
Сколь бы закрытым и небогатым он ни был, но Генрих Тюдор оказался более хитроумным и не повторил этой ошибки. Одежда мужчины — в еще большей степени, чем одежда женщины, — имеет огромную символическую значимость. Статут, принятый в 1483 году, четко определял цвета и ткани, которые может носить мужчина определенного положения. «Золотая ткань» и пурпурный шелк дозволялись только членам королевской семьи, бархат могли носить те, кто был рыцарем или занимал более высокое положение. Таким образом, статус человека можно было определить с первого взгляда — достаточно было оценить его одежду.
Генрих и его преемники тратили значительную часть своих богатств на создание и поддержание своего гардероба и уделяли большое внимание своей внешности. И это не было суетным и легкомысленным тщеславием. Одежда имела огромное символическое значение. Она отражала не только статус человека, но и его личный вкус, влияния, ожидания и власть. За время своего царствования Генрих потратил огромные суммы на собственные одеяния и ливреи своих слуг. Он создал личные эмблемы с тюдоровской розой и решеткой Бофортов.
В отличие от большинства своих подданных, тюдоровским монархам приходилось думать не только об одежде, в которой они появлялись на людях, но и о том, что они носили в приватной обстановке. У них не было того, что сегодня мы назвали бы домашней одеждой. Даже ночные одеяния шились из лучших тканей и украшались богатой вышивкой. Не менее роскошной была одежда для занятий спортом. Личным удобством приходилось жертвовать во имя внешнего величия.
Первым человеком, которого Генрих назначил на важнейший пост королевского портного, был Джордж Лавкин, парижанин по рождению, одевавший Эдуарда IV и Ричарда III. Тем самым король подчеркнул преемственность престолонаследия — и законное право Генриха на английский трон. Хотя Генрих был чужаком в Англии (он четырнадцать лет провел в изгнании в Бретани), его стиль одежды полностью соответствовал стилю предшественников Плантагенетов. Коронация Генриха проходила в точности так же, как и коронация Эдуарда IV. Лавкин подготовил традиционное церемониальное одеяние из алого атласа с белым мехом и мантию из пурпурного бархата
[18]. Все это не ускользнуло от цепкого взгляда венецианского посла, который заметил, что король «не изменил ни одного из древних английских обычаев при своем дворе»
[19]. В 1504 году Лавкин умер, и Генрих назначил королевским портным его ученика, Стивена Джаспера. Этот пост Джаспер занимал в течение всего царствования Генриха.
