14 ноября герцог Фериа, один из советников Филиппа в Англии, сообщил, что больше «нет надежды на ее [величества] жизнь, но, напротив, каждый час я думаю, что они придут сообщить мне о ее смерти, настолько быстро ухудшается ее состояние от одного дня к следующему»
[510]. Через три дня, между четырьмя и пятью часами утра, прослушав последнюю мессу, Мария ушла из жизни, ознаменованной трагедиями и страданиями. Ее смерть была настолько тихой, что те, кто находился рядом с ней, не сразу поняли, что ее больше нет. Узнав о смерти супруги, Филипп спокойно сказал, что испытывает «глубокую скорбь». Безмерная любовь и преданность Марии заслуживали большего.
Среди личных вещей Марии сохранился ее молитвенник, заложенный на странице с молитвами за будущих матерей. Вся страница закапана слезами.
Елизавета I
12
«Мы чрезвычайно ценим холостую жизнь»
Привлекательная, харизматичная, живая Елизавета к моменту восшествия на престол уже завоевала любовь своего народа. После жестокостей правления ее сводной сестры, которая отправила сотни протестантов на костер, англичане приветствовали королеву, известную умеренностью и терпимостью. Люди были рады избавиться от удушающего влияния Испании, которая вечно угрожала Англии и стремилась сделать ее всего лишь частью своей огромной империи.
Конечно, у пиров, праздничных костров, перезвона колоколов и всеобщей радости в ноябре 1558 года основания были. Но в то же время народ Англии испытывал глубокую неуверенность, снова оказавшись под правлением женщины. Марию вряд ли можно было назвать блестящим образцом царствования. Хотя Елизавета была более привлекательной и харизматичной альтернативой, но она все равно оставалась женщиной. Клирик из Норфолка Томас Бекон с негодованием взывал к Господу: «Как мог Ты позволить править нами женщине, самая природа которой устроена ради подчинения мужчине?» Единственное объяснение, какое он смог найти: «Это явный знак Твоего гнева на нас, англичан»
[511].
Подобное откровенное женоненавистничество никак не радовало Елизавету, но она, судя по всему, его разделяла. Она постоянно жаловалась на то, что родилась «слабой и хрупкой женщиной», при каждом удобном случае именовала себя «принцем» и в мужском роде, словно пытаясь приспособиться к миру, в котором господствовали мужчины. Но все это было лишь игрой. Новая королева вовсе не стремилась отстаивать права женского пола в целом, и себя она считала блестящим исключением из общего правила. В отличие от своей сестры Марии, Елизавета вовсе не собиралась подчиняться мужчинам.
Но Елизавета не всегда сожалела о своей половой принадлежности. Она и гордилась ей. От матери она унаследовала склонность к флирту и умело увлекала, подавляла и порабощала своих придворных-мужчин, которые спешили принести ей клятву верности. Королева-девственница была столь же соблазнительной и готовой к сексуальной провокации, сколь ее сестра Мария, супруга короля, была наивной и фригидной. На коронацию в январе 1559 года Елизавета надела то же парчовое одеяние, что и Мария. Но если сестра сделала этот наряд свободным, Елизавета выбрала корсет, который идеально подчеркнул все достоинства ее фигуры.
С самого начала правления Елизавета заявляла о своем намерении никогда не выходить замуж. «И, в конце, мне будет достаточно, если на мраморной гробнице будет начертано, что королева, правившая в такое время, жила и умерла девственницей», — заявила она во время первого своего выступления перед парламентом в феврале 1559 года
[512]. Ее заявление было встречно всеобщим весельем. Лишь немногие министры полагали, что королева действительно так думает: наверняка она говорит это, чтобы повысить свою ценность на брачном рынке. Как и мать, Елизавета должна была понимать, что мужчин нужно заставлять испытывать азарт охоты.
Представить, что новая королева действительно не собирается выходить замуж, было просто немыслимо. Она просто не сможет эффективно править без твердой руки мужа. Вскоре после восшествия на престол бывший супруг ее сестры Марии, Филипп II, сообщил Марии, что ей следует вскоре выйти за него замуж, чтобы «избавиться от тех трудов, которые под силу лишь мужчинам»
[513]. Кроме того, брак был необходим для того, чтобы она смогла исполнить свою главную жизненную функцию — родить детей. Для Елизаветы это было особенно важно. Несмотря на всю популярность, положение королевы было опасным и нестабильным. В глазах католической Европы она была еретичкой и узурпаторшей, а истинной наследницей трона являлась ее кузина, Мария Шотландская. Чтобы упрочить новое правление, следовало выйти замуж и родить наследника. Хотя политические преимущества брака были колоссальны, современники Елизаветы подтверждали, что, для того чтобы забеременеть, королеве нужно выйти замуж за мужчину, которого она считала бы сексуально привлекательным. Тогдашние медицинские теории напрямую связывали женское наслаждение с зачатием. Граф Сассекс сообщил Уильяму Сесилу, что монархиня должна выйти замуж по любви, «поскольку это наивернейший способ с Божьей помощью дать нам благословенного принца»
[514].
Социальные условности того времени делали брак желанным состоянием для любой женщины, а не только для королевы. Одиноких женщин считали причудой природы. В одной из песен того времени говорилось, что женщины, умершие девственницами, «ведут обезьян в ад»
[515]. Муж был необходим не только из практических, но и из духовных соображений. Считалось, что, если женщина не найдет выхода своим сексуальным потребностям, это серьезно повредит ее благополучию. Один авторитет утверждал, то женщины, не имеющие сексуальных отношений, мучаются от «необузданных порывов щекочущей похоти», а также страдают от плохого здоровья и нестабильности разума, вызванной притоком «грязных паров» к мозгу.
Елизавета признавала: «В мире существует твердое убеждение в том, что женщина не может жить иначе, чем в браке, а если она воздерживается от брака, то делает это по какой-то дурной причине». Однако сама она никогда не проявляла желания следовать условностям. Во время правления сестры Елизавета, когда обсуждался вопрос ее брака, недвусмысленно заявила одному из придворных Марии: «Я намерена оставаться в том состоянии, в каком нахожусь ныне, поскольку это меня полностью удовлетворяет. Я остаюсь при этом убеждении и намерена продолжать так и далее, если это будет угодно ее величеству. Нет жизни, которая сравнилась бы с этой»
[516].
