Дейч был «нелегалом», что на шпионском жаргоне подразумевало шпиона, действующего без дипломатического статуса. В его задачи входило, используя в качестве прикрытия научную работу, вербовать в лучших университетах радикально настроенных студентов, потенциально способных впоследствии обрести власть и влияние в обществе. Дейч охотился за идейными шпионами, которые могли бы работать под глубоким прикрытием в течение длительного времени, незаметно смешавшись с другими представителями британского истеблишмента; дело в том, что советская разведка затеяла долгую игру, бросая в почву семена, призванные взойти через много-много лет или так навеки и остаться в земле. Простая, блистательная, надежная стратегия, какую разработать могло только государство, целиком посвятившее себя мировой революции. Она оказалась потрясающе успешной.
Знакомство Филби с Дейчем, по-видимому, было организовано Эдит Тюдор-Харт, австрийской коммунисткой, подругой Литци. Урожденная Сушицки, дочь богатого венского издателя, Эдит вышла замуж за английского врача — тоже коммуниста — по имени Александр Тюдор-Харт и переехала в Англию в 1930 году, где работала фотографом и по совместительству искателем талантов для НКВД, используя на удивление будничное кодовое имя «Эдит». С 1931 года она находилась под наблюдением МИ-5, но — и это сыграло решающую роль — наблюдение не велось в тот день, когда она привела Филби на встречу с Дейчем в Риджентс-парке.
Филби был как раз таким новобранцем, какого искал Дейч. Амбициозный, с хорошими связями и преданный делу, но как-то незаметно: в отличие от других, Ким не стремился, чтобы его радикальные взгляды стали достоянием общественности. Он хотел делать карьеру в дипломатии, журналистике или на государственной службе, а для шпионажа все эти сферы деятельности подходят как нельзя лучше. У Дейча также сложилось впечатление, что Сент-Джон Филби — агент британской разведки, имеющий доступ к важным секретным материалам.
Во время второй встречи Дейч спросил Филби, готов ли тот действовать на благо коммунизма в качестве агента под прикрытием. Ким не колебался. «Незачем долго раздумывать, когда предлагают вступить в элитное подразделение», — написал он. Это замечание о многом говорит: привлекательность новой роли была в ее эксклюзивности. До некоторой степени история Филби — история человека, ищущего все более эксклюзивные клубы. В блестящей лекции, написанной в 1944 году, К. С. Льюис описал гибельное увлечение британцев «внутренним кольцом»: убеждение, что где-то, почти в пределах досягаемости, есть эксклюзивная группа, обладающая настоящей властью и влиянием, и англичанин определенного сорта всегда стремится найти ее и туда вступить. Вестминстерская школа и Кембриджский университет — элитарные клубы; МИ-6 представляет собой еще более закрытое братство; продолжая работу в МИ-6 и начав сотрудничество с НКВД, Филби оказался в клубе из одного человека и, таким образом, стал высшей элитой секретного внутреннего кольца. «Из всех страстей, — писал Льюис, — страсть к внутреннему кольцу наиболее умело толкает человека, еще не ставшего совсем дурным, к совершению очень дурных поступков».
«Будущее представлялось мне в романтическом свете», — писал Ким. Дейч обрисовал ему общую картину этого будущего: Филби и Литци должны оборвать все коммунистические связи; вместо того чтобы вступать в компартию, Киму необходимо создать себе новый политический имидж человека правых взглядов, даже с нацистскими симпатиями. Для всех непосвященных он должен стать чинным представителем того самого класса, которому так истово себя противопоставлял. «По происхождению, образованию, внешнему облику и манерам вы интеллектуал, буржуа. Вас ждет прекрасная карьера. Буржуазная карьера, — объяснял ему Дейч. — Антифашистскому движению нужны люди, способные войти в буржуазные круги». Спрятавшись внутри истеблишмента, Филби мог «по-настоящему, осязаемо» помочь революции. Дейч инструктировал Кима относительно методов работы разведки: как организовать встречу; где оставлять сообщения; как определить, что его телефон прослушивается; как обнаружить хвост и как от него уйти. Он вручил Киму миниатюрный фотоаппарат «Минокс» и обучил его делать копии документов. Филби заучивал уроки Дейча, «как поэзию». Так началась его двойная жизнь.
Дейч дал Филби ласковое кодовое прозвище Сонни (по-немецки Suhnchen — «сынок») и сообщил о своем улове лондонскому резиденту НКВД, а тот в свою очередь передал новости в московский Центр, генеральный штаб советской разведки: «Мы завербовали сына английского агента, советника ибн Сауда, Филби». Это произвело впечатление на Москву: «Каковы его ожидания от дипломатической карьеры? Реалистичны ли они? Намерен ли он сам выбирать свой путь, или отец „предложит“ ему с кем-то встретиться и обсудить этот вопрос? Было бы хорошо». Дейч дал своему новому протеже указание составить список знакомых и однокашников из Оксфорда и Кембриджа, которых также можно было бы завербовать. Он велел ему тайно изучить все документы в домашнем кабинете Сент-Джона Филби и сфотографировать «представляющие наибольший интерес».
Задание шпионить за собственным отцом было, безусловно, проверкой его преданности, и Филби ее легко прошел. Он без колебаний сделал то, о чем его просили. Дейч сообщил, что новобранец «отзывается о родителях, зажиточных буржуа, и о своем социальном окружении в целом с неподдельным презрением и ненавистью». Филби, вне всяких сомнений, демонстрировал такое рвение на ниве классовой борьбы специально для Дейча, ведь куратор просто околдовал его «прекрасным образованием, гуманизмом, преданностью делу построения нового общества». Они часто встречались, непременно «под открытым небом и подальше от центра», обычно в Лондоне, один раз в Париже. Дейч льстил своему подопечному и вдохновлял его. Когда отношения Филби и Литци начали портиться, старший товарищ наставлял младшего в супружеских делах. («Жена была его первой любовницей, — сообщал в Москву Дейч, как всегда охотно устанавливая связь между сексуальной жизнью и политическим рвением. — Когда в их отношениях возникли трудности, они оба делились со мной и следовали моим советам».)
Филби привязался, идеологически и эмоционально, к своему харизматичному советскому куратору. «Подчас мне казалось, что мы были друзьями с детства, — писал он. — Я был уверен, что моя жизнь и я сам интересовали его не столько профессионально, сколько по-человечески». Пагубное заблуждение многих шпионов — уверенность в том, что их любят, что к ним относятся как к равным, а не просто манипулируют. Арнольд внимательно изучил психологию Кима, вспышки неуверенности за галантным фасадом, неожиданное заикание, закамуфлированное отвращение к доминирующему отцу. Дейч сообщил центру, что Филби обладает потенциалом, но нуждается «в постоянном поощрении»: «Зёнхен происходит из особенной семьи. Его отец в настоящее время считается самым видным экспертом по арабскому миру… он амбициозный тиран и хотел сделать из сына великого человека». Дейч обратил внимание на интеллектуальное любопытство своего помощника, на частые перемены в его настроении, на его старосветские манеры и решительность: «Удивительно, что такой молодой человек обладает знаниями столь обширными и глубокими… Он настолько серьезен, что забывает о том, что ему всего двадцать пять».
Дейч настоятельно советовал Филби поработать журналистом — «оказавшись внутри, вы сможете осмотреться, а потом решить, в каком направлении двигаться» — и заверил Москву, что семейные связи обеспечат ему быстрое продвижение по службе. «У него много друзей в лучших домах». Вскоре Филби получил должность редактора отдела в «Уорлд ревью оф ревьюз», литературно-политического ежемесячного издания, а потом перешел в «Англо-джерман трейд газетт» — журнал, посвященный улучшению экономических отношений между Великобританией и Германией, частично финансируемый нацистским руководством. Завершая переход из крайне левого стана (тайно) в крайне правый (публично), он вступил в Общество англо-германского содружества, созданное в 1935 году, чтобы способствовать улучшению взаимопонимания с Германией. В этой выгребной яме для сторонников умиротворения и поклонников нацизма собрались политики, аристократы и лидеры бизнеса, причем некоторые из них были наивными и доверчивыми, а другие оголтелыми фашистами. Поскольку здесь собрались люди, чьи убеждения были диаметрально противоположными взглядам Филби, у него появился идеальный политический камуфляж, а также информация — охотно принимаемая Москвой — о связях между нацистами и их британскими симпатизантами. Филби регулярно ездил в Берлин по делам общества и даже встречался с министром иностранных дел Германии фон Риббентропом. Впоследствии он утверждал, что находил роль пылкого молодого фашиста «глубоко омерзительной», потому что «в глазах моих друзей — пускай консерваторов, но честных консерваторов — я представал пронацистски настроенным». Бывшие друзья на левом фронте были ошеломлены столь явной трансформацией Филби, и некоторые даже стали его чураться. Дейч выражал сочувствие и уверял Филби, что знает, «как трудно покидать старых друзей».
