Двадцать седьмого декабря 1943 года, в семь часов вечера, Эрих Фермерен направился в некий дом на Истикляле, главной улице Перы. Слуга, говорящий с сильным русским акцентом, открыл дверь в квартиру, провел Фермерена в гостиную и подал ему, без всяких просьб с его стороны, большую порцию шотландского виски. Несколько мгновений спустя из-за выдвижной двери появился долговязый человек в очках и с дружелюбной улыбкой протянул посетителю руку. «Эрих Фермерен? — спросил он. — А я-то думал, вы приедете в Оксфорд». Николас Эллиотт сделал свою домашнюю работу.
Фермерен отлично запомнил этот момент и несомненную, успокаивающую «английскость» Эллиотта: «Я сразу же почувствовал огромное облегчение. Было такое чувство, словно мои ноги уже оказались на английской земле».
Хозяин и посетитель общались, пока Элизабет Эллиотт подавала ужин, и продолжали беседовать всю ночь. Фермерен объяснил, что ему не терпится нанести удар Гитлеру, но его мучает мысль, что таким образом он, возможно, предаст свою страну. Он категорически отказывался уезжать без жены, которую, конечно же, арестуют, а возможно, и убьют, если он совершит побег. Заметив у молодого человека «признаки нестабильности», Эллиотт начал его уговаривать и задабривать; он призвал Элизабет, чтобы она подчеркнула моральную ответственность, возложенную на Фермерена католической верой; он объяснил, что потребуется некоторое время, чтобы оформить поддельные документы, но когда наступит подходящий момент, он вытащит Фермеренов из Турции и спокойно доставит их в Великобританию. Переход Фермерена на сторону противника, пообещал Эллиотт, нанесет нацизму сокрушительный удар. Когда Эллиотт увидел, что немец все еще колеблется, в его голосе появились более жесткие нотки. Фермерен зашел уже слишком далеко, чтобы идти на попятный. Когда над Стамбулом прорезался первый луч рассвета, Фермерен поднялся и пожал Эллиотту руку. Он сделает то, что требуют от него Бог и Эллиотт.
В своем отчете для МИ-6 Эллиотт охарактеризовал Фермерена как «взвинченного, утонченного, уверенного в себе, отличающегося незаурядным умом и логическим мышлением, слегка педантичного немца из хорошей семьи, ярого антифашиста по религиозным причинам». Эллиотт был «полностью уверен» в искренности Фермерена.
Фермерен полетел обратно в Берлин и велел жене готовиться к тому моменту, который они так давно обсуждали. Фон Тротт устроил ее на работу в немецкое посольство в Стамбуле, благо послом был ее кузен, Франц фон Папен. Это обстоятельство могло бы хоть как-то защитить ее, если бы гестапо стало интересоваться, каким образом муж и жена вместе отправились за границу в нарушение установленных правил. Элизабет разделила свои банковские счета между братьями и сестрами, и Фермерены сели на поезд, идущий в Стамбул. Но когда состав продвигался по Болгарии, супруги, к своему ужасу, узнали, что в соседнем спальном купе едет офицер гестапо. Значит, их уже взяли под наблюдение. Неудивительно, что на болгарской границе Элизабет арестовали и доставили в немецкое посольство в Софии. Эриху ничего не оставалось, кроме как ехать в Стамбул в одиночестве. После двух недель ожидания, снова с помощью Адама фон Тротта, Элизабет путем разнообразных ухищрений попала на курьерский самолет, направляющийся в Стамбул, и наконец воссоединилась с мужем. Леверкюн знал, что фрау Фермерен значится в черном списке гестапо, и был явно встревожен, когда она без предварительного уведомления объявилась в его городе; он распорядился, чтобы Фермерен направил в Берлин письменное объяснение, как именно и почему его жена приехала в Стамбул.
Фермеренам надо было действовать быстро, и Эллиотту тоже. Под предлогом ознакомления с рабочей документацией Фермерен начал извлекать дела абвера, представлявшие наибольшую важность, включая схему «полной структуры абвера в Стамбуле» и «подробную информацию» об операциях на Ближнем Востоке. Эллиотт сфотографировал бумаги после чего Фермерен вернул их в бюро абвера. Леверкюн предоставил своему новому ассистенту полный доступ ко всем документам, и вскоре Фермерен уже каждую ночь передавал Эллиотту огромное количество информации. Но времени оставалось мало. Двадцать пятого января один из информаторов Эллиотта в турецкой полиции дал ему понять: им известно, что Фермерен в контакте с британцами; у Леверкюна в полиции имелись свои шпионы, и, «таким образом, немцы уже совсем скоро могли пронюхать», что происходит.
Два дня спустя Эрих и Элизабет Фермерен посетили прием в испанском посольстве. Когда чета покинула здание, двое неизвестных схватили их и затолкали в ожидавшую машину. Это похищение инсценировал Эллиотт, чтобы выиграть время и по возможности смягчить последствия для их семей. Фермеренов повезли к юго-востоку — на побережье возле Смирны; там они пересели на моторную лодку, которая унеслась в средиземноморскую темноту. Сутки спустя они оказались в Каире, все еще одетые в вечерние костюмы.
Исчезновение Фермеренов привело Пауля Леверкюна в замешательство, вскоре сменившееся гневом, а затем полной, парализующей паникой. Шеф абвера, как радостно сообщила МИ-6, «влип в историю». Фон Папен прервал лыжный отпуск в горах Улудаг, чтобы контролировать критическую ситуацию лично, и потребовал, чтобы турецкая полиция проследила, куда направились беглецы. Турки вежливо согласились помочь, но не пошевелили и пальцем. Леверкюна вызвали в Берлин. Пока немцы рыскали по Стамбулу, Эрнст Кальтенбруннер, свирепый начальник гитлеровской службы безопасности, приказал провести тщательное расследование и кадровые чистки в стамбульском абвере, поскольку там могли скрываться и другие вражеские шпионы. Он не ошибся. Теперь некоторые коллеги Леверкюна тоже решили бежать. Карл Алоиз Клечковский, сорокатрехлетний журналист, работавший на немецкую пропаганду и собиравший для абвера слухи, скрылся в надежном месте на окраине города. Вильгельм Гамбургер, наследник австрийской бумажной империи, был одним из самых доверенных заместителей Леверкюна. Выдавая себя за скупщика льна, он провел большую часть войны, собирая разведданные по Ближнему Востоку и нечасто покидая свой столик в «Парк-отеле». Он также был в контакте с разведывательными службами союзников. Седьмого февраля его разбудили два немецких офицера и сообщили, что он арестован. Гамбургер попросил разрешения позвонить своему главному турецкому агенту, «поскольку его исчезновение может вызвать противоречивую реакцию».
Как ни странно, офицеры позволили это сделать: Гамбургер набрал заранее оговоренный номер, вышел на связь со своим контактным лицом в УСС и проговорил следующее: «Я еду в Берлин на неделю, а потом вернусь. Сообщите об этом морским пехотинцам». (Сленговое выражение, означавшее чепуху.) Спустя полчаса, когда Гамбургер все еще собирал вещи и тянул время, рядом с его домом затормозила машина. Прежде чем офицеры успели остановить его, Гамбургер выскочил на улицу, запрыгнул на заднее сиденье машины и был стремительно доставлен в британское консульство, где «ему предоставили завтрак и новое удостоверение личности». Два перебежчика последовали в Египет тем же секретным путем, что и Фермерены. Пэки Макфарланд из УСС направил в Вашингтон победную реляцию, рапортуя, что Каиру грозит опасность «наводнения уклонистами и перебежчиками». Кальтербруннер довел плохие новости до сведения Гитлера: побег Фермеренов «нанес серьезный ущерб работе не только стамбульского отделения абвера, но и других наших военных агентств, находящихся в Турции. Вся деятельность местного отделения абвера раскрыта, и ее продолжение не представляется целесообразным».
