Фанни захотелось пнуть ведро.
Потому что ему уже ничто не поможет.
Где найти таких улиток, что выедят черную слизь, которой обволокло его сердце? С каждым днем она разрасталась внутри. Скоро от него совсем ничего не останется, только прах и тлен. Только пустота. Он стал рыбешкой, которую выпотрошили и теперь ловили на нее рыбу покрупнее. А любую наживку рано или поздно забрасывают в воду.
Вдали виднелась Темза, серая, как забвение, и Фанни уже не мог противиться ее зову.
…Помнил ли он Пэг Тинби? Ну еще бы. Пьяно икая, она рассказывала, как хозяйка колотила ее валиком для стирки. Вытащила из тайника побрякушки и вывалила на стол. «Кажный вечер их достаю! Представляю, как старая ведьма по ним убивается, и на душе отрадно.» Конечно, с мозгами у Пэг было негусто, да и пьяного гостя могла обобрать, но по сути своей, но в глубине души, она была хорошим человеком!
И Перси Хантингтон. Он тоже был хороший человек, даром что распутник. Он налил Фанни шампанского, поцеловал ему руку и назвал заковыристым именем на «А.» Даже не прикоснулся к юноше, просто весь вечер читал ему сонеты. Настроение создавал. Правда, без одежды. И уже потом, когда его родные вместе с лакеем ворвались в спальню, и его младший брат расплылся в улыбке, и отец сгреб Перси за волосы и швырнул в застекленный буфет, он и тогда повторял, «Мальчик не виноват, я его опоил.» Прежде чем Фанни выпрыгнул в окно, он увидел, как слуга с кулаками набросился на Хантингтона-старшего…
Темза неодолимо влекла его.
С головой бы накрыться темными водами, но… на берегу, по колено в грязи, копошились дети, собирая обрывки веревок, тряпки, кости — все, что возьмет старьевщик. Один из мальчишек вскрикнул и, задрав ногу, увидел на босой ступне свой смертный приговор — глубокую царапину. На его месте могли оказать Нед и Джеб, братья Фанни. На месте исхудавшей старухи с мешком мусора за спиной — его мать. Салли болталась бы в петле вместо Пэг Тинби.
Тем более, что это не он решает, кому умирать. Он лишь орудие!
Но даже произнесенные про себя, слова звучали неискренне, как звон фальшивой монеты.
Потому что он убил их. Убил их всех. И еще многих убьет.
Предатель.
Глава 8
Сочельник, 188* год
Оно приближалось стремительно, их первое Рождество вместе. С утра Эвике отправила графу поздравительную телеграмму, на всякий случай дописав после «Искренне Ваши» имена обоих вампирш. Все равно в сочельник конторы закроются. Да и вряд ли Гизела вспомнит про праздник, который уже не имеет к ней никакого отношения. После она пробежалась по магазинам и купила Уолтеру книгу с заманчивым названием «Нечисть Народов Мира.» Увесистый фолиант был переплетен в багряную кожу и роскошно проиллюстрирован. Открыв его наугад, Эвике затаила дыхание. На картинке парила оторванная голова со змееобразными внутренностями, свисавшими прямо с шеи. Под ними чинно восседало одетое в кимоно тело. «Ишь ты, а японцам еще хуже приходится, вон какая у них нежить гадкая,» подумала довольная Эвике, захлопывая книгу.
С этим расчетом она и выбирала подарок. Пусть Уолтер ужаснется на чужеземных вампиров, авось европейские покажутся ему роднее. И тогда он не станет на них охотиться. Хотя бы на Гизелу.
А чего, скажите на милость, от него ожидать, если он вступил в клуб Охотников на Вампиров?
По простоте своей, Эвике ошибалась. В уставе клуба ничего не было сказано про охоту. Скорее уж про милые розыгрыши. Ну там намалевать дегтем кресты на заборе Дарквуд Холла, послать Верховному Вампиру пудинг, начиненный чесноком… Так, по мелочам. Причем в свободное от научных занятий время. Ведь был это даже не клуб, а Британская Ламиеологическая Ассоциация — общество, посвященное изучению нечисти. Теоретическому, по большей части. Возглавлял его доктор Элдритч, профессор лингвистики, в свое время защитивший диссертацию по этимологии слова «вурдалак.» Да и остальные члены общества были под стать. Вместе они строчили статьи, первые строки которых могли заменить колыбельную самому резвому ребенку. Мухи, залетавшие в окно во время заседаний, падали замертво уже в середине зала.
Но нельзя сказать, что от БЛА не было совсем уж никакой пользы. Лет тридцать назад доктор Элдритч заключил с Мастером Лондона один немаловажный договор. Той ночью Марсден расхаживал по кабинету, диктуя доктору письмо, которое он сходу переводил на венгерский. Послание предназначалось графине Эржбете. На прошедшем балу она прошла мимо Марсдена, не поздоровавшись, и теперь обиженный вампир хотел «уесть эту бабу.» Воспользовавшись зависимым положением Мастера, доктор Элдритч подсунул ему договор. Условия были трудновыполнимыми, зато текст так и пестрел выражениями вроде «честь,» «долг,» «благородство.» Мастер не мог устоять и дал свое слово. Точнее, Свое Слово…
По возвращении в Англию, Уолтер начал искать единомышленников. Ламиеологи казались идеальными конфидентами. Уж они-то не уволокут его в смирительный дом, когда речь зайдет о вампирах. Он даже прочел ежегодник БЛА, правда, запивая каждый абзац чашкой крепкого кофе. Как и следовало ожидать, на первом же заседании он едва не сполз под стол, но вовремя проснулся. Так скучно было, что бедный мистер Стивенс решил навсегда завязать с ламиеологией. Но будучи человеком справедливым, дал науке еще один шанс.
И не зря. Уже на следующем заседании его ожидал сюрприз.
Уолтер сразу же заметил новичка. Тому едва перевалило за тридцать, не разглядеть его в седовласой толпе ученых было попросту невозможно. Генри Томпсон, как его отрекомендовал председатель, был одет в серый, слегка помятый костюм, а его галстук был повязан с какой-то нарочитой небрежностью. Светлые волосы топорщились по сторонам, словно он расчесывался пятерней. Зато округлое лицо Генри было гладко выбрито и лоснилось от благодушия.
Первый же доклад, в котором обсуждались семантические нюансы слова «стригой» в румынском языке, вогнал мистера Томпсона в уныние. Впрочем, зевоту он маскировал широкой улыбкой. А во время перерыва подошел к Уолтеру и, подмигнув заговорщически, предложил выйти покурить.
Вырвавшись из когтей науки, они направились в Сент-Джеймс Парк и остановились у пруда. Утки скользили по воде, однако подплывать к мужчинам не спешили. Мистер Томпсон производил впечатление человека, который скорее стряхнет пепел на излишне нахальную птицу, чем кинет ей хлебных крошек.
— Как вам доклад? — невпопад спросил Уолтер.
— Ну и заумь! Развели скучищу, — и Томпсон выдохнул облачко дыма. Курил он старомодную глиняную трубку с длинным чубуком.
— Да, и правда как-то все затянуто, — согласился Уолтер. Он и сам хотел выразиться так же емко, но постеснялся.
— И не говори! Их послушать, так вампиры это метафора вприкуску с синекдохой! Тьфу! Как будто вампиров и вовсе не существует!
— Но они существуют.
Внезапно Генри обернулся к нему. Что за черт! В полутемном зале его глаза казались карими, теперь же, когда мужчины вышли в парк, в глазах мистера Томпсона расцвела зелень. Казалось, они впитывают все краски из окружающей среды.
