— Нет, милорд, — замялся секретарь, — вы ведь сами сказали, что не желаете видеть ирландцев на приеме. Я решил, что приглашение их Мастеру… их самозванцу затесалось к остальным по ошибке.
— По ошибке?
Раздосадованный, Марсден хмыкнул, обнажив пожелтевшие клыки, как у старого пса, который тем не менее с удовольствием полакомится вашей ногой. На всякий случай, Фанни попятился.
— Мое приглашение, со словами «Повелеваю тебе, виллан, прибыть на наши новогодние празднования, дабы выразить нам свое нижайшее почтение»? А я так долго его сочинял! Да получив такой текст, он еще лет 20 носу не казал бы со своего островка. А вот заявиться в гости без приглашения — это для него милое дело. Еще и челядь свою притащит.
— Виноват, милорд, — понурившись, пробормотал Фанни, — но зима ведь, а? Может, этот трилистник их мерзкий не примется в мороз?
Последний раз ирландские коллеги приезжали в поместье летом 1856, на Тризну Мастера, и преподнесли юбиляру венок из клевера. Из прихожей подарок плавно переместился на компостную яму. Другое дело, что то была особая, гибридная разновидность клевера. Уже через неделю весь сад выглядел так, словно здесь праздновали День Св. Патрика. Любимые цветы хозяев — и белладонна, и белые лилии, которые Марсден носил в петлице, и наперстянка, которую народная молва окрестила «перчатками эльфов,» и нарциссы, якобы предсказывавшие близкую смерть, и многие другие красивые и полезные растения — все засохло на корню, а над бурыми стеблями радостно зеленели шэмроки размером с суповую тарелку. Выкорчевывали сорняк еще с десяток лет. И теперь он нет-нет да и осквернял лужайки своим присутствием.
Настроение Мастера успело перемениться. Ни с того, ни с сего, он мечтательно улыбнулся.
— А впрочем, пускай приезжают. Увидят, что Мастер Англии еще на что-то годится. О, теперь эта женщина за мной увиваться будет.
— О ком вы, милорд?
— О миледи, о ком же еще. Разве я назову кого-нибудь еще «эта женщина?» Я ведь джентльмен, как ни крути.
Миледи верила, что за спиной у сильного мужчины стоит сильная женщина. Стоит и время от времени колет его кинжалом под лопатку. Так что если она и будет ходить за кем-то хвостом, то лишь дожидаясь, когда он упадет замертво.
Пускай у вампиров и нет души, но Фанни явственно почувствовал, как что-то ушло в пятки.
— Вы уверены, милорд?
— Даже очень. Против этого зелья никто не устоит.
— Зелья? — в глазах Фанни вспыхнула надежда. — Это яд?
— Да какой там яд. Ее попробуй отрави. Вернее, лучше даже не попробуй, все равно не получится. То зелье настояно на цветах и травах. Мисс Маллинз сказала, что это вроде как гомеопатическое средство, без рецепта врача отпускать можно. А еще оно благотворно влияет на кожу и волосы.
Фанни обессиленно прислонился к стене и уставился на мокрые отпечатки на ковре, которые не сохли, но наоборот, темнели и покрывались лягушачьей икрой. От упоминания мисс Маллинз кому угодно поплохеет.
— Что за цветы? — на всякий случай уточнил он, хотя и так стало ясно, что врата его личного ада вот-вот распахнутся.
— Разные цветы, — уклончиво сказал Мастер, но, не выдержав его молящего взгляда, снизошел до ответа, — но в основе анютины глазки.
— Точнее, любовь-в-праздности, — прошептал Фанни, но хозяин все равно услышал.
— Она самая. И пусть это останется нашим секретом.
Ну еще бы! Узнай кто-нибудь, что Мастер Англии решил подчинить супругу с помощью приворотного зелья..! Фанни едва сдержался, чтобы не выкрикнуть это вслух.
— И когда вы собираетесь применить к миледи это средство? — поинтересовался он, отворачиваясь и украдкой промокая щеки краешком воротничка.
Но и лорд Марсден избегал смотреть на секретаря, так что ничего не заметил.
— Уже. Добавил ей в утренние капли — те самые, от которых якобы блестят глаза. Хотя, если ты спросишь мое мнение, глаза у нее ярче всего блестят при виде магазинной витрины! Как только проснется, по уши влюбится в первое существо, на которое упадет ее взор. То есть, в меня, — горделиво приосанился Мастер. — Пожалуй, следует одеться понаряднее, все ж такой повод. Приготовь мой плащ из синего бархата, а еще лучше, алого или… Ну кого принесло так поздно?
В парадную дверь только что постучали. Кто бы это ни был, Фанни мысленно назвал его своим благодетелем.
* * *
Лондон, 23 декабря 188* года
От резкого звука Уолтер Стивенс встрепенулся и, осовелый со сна, присел в кровати, озираясь по сторонам.
Кроме Эвике в комнате никого не было, а она спала крепко, как младенец. Хотя как раз во младенчестве ей вряд ли удавалось выспаться, раз уж поблизости всегда надрывался добрый десяток других сирот.
Ну ничего, теперь понежится в постели.
В лунном свете ее кожа казалась атласом, припорошенным золотой пыльцой веснушек. Рыжие волосы разметались по подушке, рот быт трогательно приоткрыт, и Уолтеру захотелось тут же его поцеловать. Хотя этот самый ротик орал на него все утро. Мистер Стивенс, впрочем, тоже в долгу не оставался, так что сейчас его с головой накрыло чувство вины. Это ж надо, поссориться из-за такой мелочи! Раз уж он сам решает, как и с кем ему проводить досуг, и у Эвике есть такое же право.
Пусть даже из всех искусств она выбрала самое неизящное.
Юная жена лежала перед ним, нежная и трогательно-беззащитная (не то что утром, когда она запустила в него медной формой для савойского торта). Уолтер склонился над спящей и поцеловал бы ее — в который раз за ночь! — но ему помешал еще один стук. Подняв голову, он заметил на оконном стекле два неровных пятна в окружении снежных брызг. Но как только он, быстро всунув ноги в тапочки, подошел поближе и выглянул во двор, то решил, что еще не проснулся.
На белом фоне четко выделялась фигура женщины в черном платье, без шубки или хотя бы муфты.
То была Берта Штайнберг.
И она лепила третий снежок.
Когда их взгляды встретились, Берта одним движением сумела и помахать Уолтеру, словно они расстались только вчера, и настойчиво поманить его во двор. Воистину, благоразумия ей не занимать. Страшно представить, что произошло бы, воспользуйся она парадным входом! Стоило ей только позвонить…
Сделав предупредительный жест, Уолтер отошел от окна, натянул брюки, заправив в них ночную рубашку, сменил тапочки на ботинки и вышел из спальни, осторожно затворив за собой дверь. Жена даже не шевельнулась. Еще бы, если целый день возиться с маслобойкой! А ведь ей нельзя утомляться.
К счастью, лестница не выдала его присутствие ни единым скрипом. На ходу сдергивая с вешалки пальто и шарф, Уолтер открыл дверь…
… и нос к носу столкнулся с вампиром.
— Берта? — его шепот становился все громче, по мере того как англичанин оттаскивал нежданную гостью подальше от крыльца. — Что ты здесь делаешь? Ты не должна здесь находиться!
