Фанни судорожно кивает. Из раны на лбу, у самой кромки волос, по-прежнему сочится кровь, и ему кажется, что с каждой каплей он теряет немножко себя.
* * *
Сегодняшний понедельник ничем не отличался от предыдущих. Мистер N., покуривая трубку, что-то писал за столом и на появление сотрудника отреагировал легким шевелением пальцев, словно тот был шахматной фигуркой, которую так легко отодвинуть подальше. Уже сделав несколько шагов, Фанни вернулся к двери и замер, ожидая дальнейших указаний.
Отсюда он начал рассматривать мистера N., пытаясь угадать по выражению его лица, каким будет сегодняшнее задание. Но лицо мужчины, с крупными чертами и бледно-голубыми глазами чуть навыкате, было бесстрастным и совершенно непримечательным. Взгляд так и скатывался с его полных щек и устремлялся в сторону. Порою казалось, что встань он у стены, и на его лице рано или поздно проступит кирпичная кладка.
Из-за жары он снял бархатный жюстокор, темно-серый, словно его валяли в пыли, развязал платок, расстегнул жилет и рубашку, обнажив бычью шею. Был он коренастым и широкоплечим, но уже начал полнеть. Выслеживать воров ему наскучило, так что мистер N. расширил спектр услуг и занялся делами более деликатными. Например, не только отыскать украденные ценности, но и вывести на чистую воду старшего брата-наследника, который водит слишком тесную дружбу с мужчинами. Смена рода деятельности принесла плоды, деньги лились звенящей, искрящейся на солнце рекой. Так и беготни меньше, можно расслабиться. Но отсутствие ежедневного моциона давало о себе знать.
Капля пота скатилась по лицу и капнула на бумагу. Поморщившись, мистер N. снял парик и отер им лицо, прежде чем вернуть на бритую голову. Лишь на несколько секунд его рука отодвинулся от бумаги, но Фанни уже жадно впился глазами в перевернутые чернильные строчки. Вдруг там имена родных, друзей? Кого еще придется отправить на эшафот?
Ухватил он самую малость, да и бесполезную в придачу — «…но воплотился в тебе, и стали мы единым целым…» Философский трактат, что ли, пишет? Слишком поздно он втянул шею. Ловец воров успел перехватить его напряженный взгляд и покачал головой. В одночасье Фанни похолодел настолько, что почудилось, будто рубашка на нем замерзла, а манжеты стали такими острыми, что вот-вот расцарапают ему запястья.
— Подойдите, мастер Блейк.
Несколько неуверенных шагов.
— Любопытно вам, что я пишу?
— Нет, сэр… то есть… ежели это меня не касается напрямую.
Присыпав песком листок бумаги, мистер N. встряхнул его и сунул под плоскую коробку. Шутки ради кто-то намалевал на ее поверхности пятерню. Удивительно было видеть на столе столь серьезного человека такую дребедень.
— Что вы думаете о роде ваших занятий, мастер Блейк? — спросил мужчина, откидываясь на спинку стула.
— Я-то? — растерялся Фанни. — Да чего мне думать? Делаю, что вы велите, сэр.
— Разве вам не по вкусу хлеб доносителя? В горле застревает?.. Не бойтесь, отвечайте честно. От вашего ответа не зависит, кто сегодня будет обречен на смерть. Все уже предрешено.
Фанни вздрогнул.
— Бесчестное это ремесло, сэр.
— Ах, вот как? Что же, по-вашему, честь, мастер Блейк? Была ли она у вас прежде, когда вы у девиц карманы срезали?
— Была, — помолчав, ответил юноша, — да сплыла. Раньше у меня были хоть какие-то… ну… правила, что-то, чего я делать не стану, хоть ты режь меня! Есть воры, которые богатых детишек в закоулок затаскивают и одежду с них снимают, да еще и пристукнут, чтоб те не пикнули. Вот я и думал, что такая подлость — ну точно не про меня! А теперь… я вообще не знаю, как мне жить.
Мистер N. заскрипел стулом.
— Жаль, что вы, мастер Блейк, человек недалекий. Другой бы понял… впрочем, не всякий, конечно. На самом-то деле, никакой чести нет, посему служба не может быть бесчестной по самой своей сути.
Воришка опустил голову. Если чести не существует, то почему он ощущал пустоту там, где что-то было прежде, и пустота эта кровоточила и болела? Возражать он не отважился.
— А чего еще нету?
Улыбнувшись, мистер N. подался вперед и грузно оперся на стол.
— Да вообще ничего, мастер Блейк. Есть только позывы — утолять голод и жажду, спать, совокупляться. И вместо того, чтобы понапрасну тратить силы на бесполезные материи, не лучше ли сосредоточить их на том, чтобы удовлетворить свои позывы в полной мере?
Все нервы Фанни натянулись. Если бы не уличный гомон, стало бы слышно, как они звенят.
Но ловец воров не тратил красноречие понапрасну.
— Вы помните, какое событие произошло три года назад? — перешел он к делу.
Юноша покраснел, точно ученик, который вместо подготовки к экзамену пускал кораблики, сделанные из страниц латинской вокабулы. Кроме того, что Проныру Хэла пришибло вывеской цирюльника или Хью-Укушу-Себя-За-Локоть сожрал петуха живьем, на ум ничего не приходило.
— Кошка мистрис Бейли окотилась двухголовым котенком, — вспомнил он наиболее глобальное событие трехгодичной давности. Еще бы, всю неделю только и толков было о чуде-юде!
Мистер N. покачал головой.
— Три года назад произошло якобисткое восстание, — напомнил он.
— Да, сэр, и оно тоже.
— Орды мятежников двигались на Лондон.
Юноша поморгал задумчиво.
— Так вот почему Господь попустил уродиться такому чудищу! Дабы указать на грядущие бедствия!
— Слово «Каллоден» вам о чем-нибудь говорит? — сдался мистер N.
— Ну так еще бы! Битва, в которой мы наваляли войскам Красавчика Чарли… я имел в виду, богомерзкого смутьяна.
— Зато самозванец удрал и теперь плетет козни из-за границы. А вчера в Лондон приехал некий господин из Испании, первейшего врага нашей Родины. По всем признакам шпион. При нем документы, в коих прописаны планы заговорщиков. Ваша задача проста — проникнуть в дом, снятый негодяем, взять бумаги и принести мне. Я же позабочусь, чтобы они попали по назначению.
— Но ведь это опасно!
— Уклоняетесь от службы? — нахмурился ловец воров. — Дело серьезное, можно сказать, государственное! Отказ от него равносилен измене… а вы ведь знаете, как у нас казнят за измену? Конопляным воротником не отделаетесь. Сначала подвесят в петле поболтаться, а потом, еще живого, выпотрошат и сожгут внутренности на ваших же глазах. И только тогда четвертуют. Ясно вам?
Вздрогнув, юноша закивал. Он был отлично осведомлен об этой процедуре, более того, вспомнил анекдот о том, как один приговоренный влепил оплеуху палачу, когда тот вытягивал его кишки. Веселее не стало. Как-то не хочется настолько пребывать в сознании, когда тебе вспарывают живот.
— Я имел в виду, сэр, — зачастил он, — что дело хоть и опасное, но я за него возьмусь. А когда я принесу бумаги, вы меня… вы… вы меня отпустите?
