Светлой памяти моей мамы — Тамары Александровны Бондаренко (Смирновой-Несвицкой), научившей меня видеть, понимать и ценить красоту этого мира, — посвящается
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
28 июня 1762 года в истории государства Российского случился очередной внезапный поворот. Всё началось в Петергофе, летней резиденции российских императоров.
Было раннее утро, только-только завершившее короткую белую ночь, но с разных концов прекрасного Петергофского парка уже доносились громкие птичьи голоса, а яркое и пока ещё холодное солнце просвечивало сквозь чуть качающуюся резную листву клёнов, вспыхивало на каплях покрывающей траву росы, обещая день тихий, погожий и безоблачный… В идиллическую картину эту никак не вписывался рослый сержант лейб-гвардии Преображенского полка, спешивший по пустынной боковой аллее к небольшому павильону, расположенному близ Монплезира, бывшего некогда любимым дворцом Петра Великого. Сержант этот казался единственной живой душой во всём огромном парке — не только по причине столь раннего часа, но и потому, что двор императора Петра III тогда пребывал в Ораниенбауме, в восьми верстах от Петергофа.
На обезображенном шрамом лице преображенца читались тревога и решительность, мундир его был запылён, но вряд ли кто мог себе представить, что этот человек является предвестником той грозы, что в ближайшие несколько часов разразится в Санкт-Петербурге и его пригородах, прокатится по всей России, а затем отзовётся в Европе. Уверенно сержант прошёл в одну из комнат павильона и, без стука открыв дверь, остановился на пороге: «Государыня! Пассек
[1] арестован! Не теряйте ни минуты, спешите!»
Молча выслушав принесённое им опасное известие, молодая женщина, лежавшая на кровати под балдахином, приподнялась на подушке и прямо взглянула на вошедшего — в глазах её было больше злой решимости и даже азарта, нежели испуга. Не дожидаясь ответа, сержант по-военному резко наклонил голову, прищёлкнув каблуками, чётко повернулся налево кругом (так именовался тогда этот строевой приём) и стремительно вышел из комнаты.
Через несколько минут жена императора Петра Фёдоровича императрица Екатерина Алексеевна, сопровождаемая одной лишь своей горничной, спустилась по крыльцу в пустоту парка. Ей не пришлось ждать — почти сразу к дверям павильона с грохотом подкатил экипаж, запряжённый цугом, четырьмя парами лошадей.
«Вот ваша карета!» — крикнул тот же Преображенский сержант, спрыгивая с козел и открывая дверцу. Буквально через минуту Екатерина Алексеевна, заняв место в экипаже, мчалась по направлению к Санкт-Петербургу. Сержант стоял на запятках, пряча лицо от ударов встречного ветра, и истово молился: «Господи, пронеси! Не дай погибнуть…» Если его спутнице давно уже грозило заточение в монастырь или позорное изгнание из страны, то ему в случае неудачи путь был только один — на плаху.
Открытую коляску, стремительно приближавшуюся со стороны столицы, императрица и сержант заметили одновременно. Испуг и волнение, с которыми каждый из них вглядывался в правившего этой коляской человека, сменились радостью, когда удалось разглядеть его зелёный артиллерийский кафтан. Тем временем мчавшийся им навстречу офицер натянул вожжи, останавливая и поворачивая лошадей, крикнул: «Всё готово!», после чего сразу же пустил свою тройку в обратную сторону. Карета поспешала за ним, и бешеная эта гонка продолжалась до самой слободы лейб-гвардии Измайловского полка…
Так начинался дворцовый переворот 28 июня 1762 года.
Сержанта лейб-гвардии Преображенского полка звали Алексеем Григорьевичем Орловым. Вечером того же дня он станет генерал-майором, а через несколько дней, вместе со всеми своими братьями, будет возведён в графское достоинство. Именно этот человек являлся истинной душой заговора. Капитан артиллерии был его братом — Григорием Григорьевичем Орловым, любовником императрицы, также сразу произведённым в генерал-майоры и действительные камергеры и назначенным генерал-адъютантом. Но всё это было только началом возвышения!
«Попали в честь тогда Орловы…» — напишет почти 60 лет спустя после изложенных нами событий Александр Сергеевич Пушкин. К тому времени так называемый «золотой век Екатерины» давно уже закончится и все его герои, все активные действующие лица той эпохи, уйдут в прошлое.
Герои ушли, но остались их потомки, и наш рассказ будет об одном из них. Предшествующие же события и людей той эпохи мы должны вспомнить лишь постольку, поскольку без них ничего последующего не было бы…
Глава первая.
«ПОПАЛИ В ЧЕСТЬ ТОГДА ОРЛОВЫ»
А.С. Пушкин писал:
Мой дед, когда мятеж поднялся
Средь петергофского двора,
Как Миних
[2], верен оставался
Паденью третьего Петра.
Попали в честь тогда Орловы,
А дед мой в крепость, в карантин
[3].
И присмирел наш род суровый,
И я родился мещанин
.
Не будем касаться фельдмаршала Миниха, который, убедившись в том, что дело Петра III безнадёжно проиграно, присягнул-таки Екатерине; нас мало волнует и пушкинский дед, двухлетнее заточение которого в крепости представляется семейной легендой, ибо всего через год после переворота он вышел в отставку с повышением в чине. Но вот Орловы… Разве представители этой звучной фамилии лишь тогда оказались «в чести»?
Впрочем, откроем Русский биографический словарь:
«Орловы — дворяне, графы и князья. Орловы — одна из самых распространённых фамилий в России среди всех классов общества…
Как это часто бывает, фамилии очень распространённые не всегда являются синонимом древности. Среди русского дворянства фамилия Орловых одна из многочисленных, но, тем не менее, к древнему дворянству принадлежит только один род Орловых, ведущий… своё происхождение от “мужа честна Льва”, выехавшего из “немецъ” в Россию к великому князю Василию Дмитриевичу в 1393 году; к старому дворянству, т. е. восходящему не далее конца XVI или начала XVII века, можно отнести также один род, представители которого долгое время спустя были при императрице Екатерине II возведены в графское и княжеское достоинство и сделались первыми людьми в государстве; затем следует упомянуть один род, хотя и восходящий к XVII веку, но совершенно ничтожный по общественному положению своих представителей, не поднимавшихся выше подьячих
[4]; и, наконец, четвёртый, ведущий своё начало со времён Петра и происходящий от Ивана Трофимовича Орлова… видимо попал в дворянство по “Табели о рангах”
[5]. Вот и все более-менее достойные упоминания роды Орловых, если не считать графов Орловых-Денисовых, принадлежащих к казацкому дворянству, которое в генеалогическом отношении не представляет ничего выдающегося, так как не восходит далее XVIII столетия; все остальные многочисленные дворянские роды Орловых нового происхождения и восходят в громадном большинстве случаев к XIX веку»
.
