По смыслу своему и духу очерк Давыдова во многом перекликается с памфлетом Орлова…
Но возвратимся к труду нашего героя.
Блестяще опровергнув главное утверждение противника, Михаил не оставляет камня на камне и от других его измышлений. В частности, рассказывает о том, как погибала на российских просторах La Grande Armée, «составленная из отборных храбрецов почти всех народов Европы», и как, постепенно, предавали этих храбрецов их командиры…
Тут в качестве примера Орлов приводит сражение под Красным с 3 по 6 ноября 1812 года, в котором он участвовал сам и куда неприятельская армия явилась «в виде испуганной толпы беглецов».
Маршал Даву, герцог Ауэрштедтский, князь Экмюльский, «оставленный за командующего, по-видимому, не нашёл почётным положение командира армии, обойдённой с фланга… Он скинул с себя генеральский мундир, снял ленту, бросил свои ордена и маршальский жезл, которые потом попали в руки казаков, и, положившись на свою лошадь, пустился что было мочи вдогонку за своим государем, без сомнения для того, чтобы согласовать с ним планы нового крупного похода…».
А что же Наполеон? «…окружённый гвардией, он позабыл об остатках своей армии, которая, будучи предоставлена самой себе, обратилась в бегство и, в свою очередь, позабыла о корпусе маршала Нея, который она должна была спасти…»
Абзац за абзацем препарировал Орлов наполеоновское писание. Так, французский император в сердцах назвал казаков «жалкими арабами, которые могут нападать только на обозы и не способны справиться даже с одной ротой вольтижёров». Михаил против такого утверждения вроде бы не очень-то и возражает, разве что уточняет: казаки одни, без посторонней помощи, истребили почти треть вражеской кавалерии. Ну а из этого может следовать только один вывод: «Да здравствует эта ничтожная конница!» Провозгласив его, ротмистр как бы вскользь замечает, что «Наполеон распорядился учредить войска польских казаков» — к чему же ему-то была такая «ничтожная конница», эти «жалкие арабы»?! — да не сумел… «Критика легка, искусство трудно», — замечает Михаил.
И вновь о полководцах неприятельской армии. На очереди — маршал Ней, герцог Эльхингенский, князь Москворецкий. Он «…прибыл на следующий день после сражения под Красным прямо из Смоленска, где забавлялся тем, что взрывал древние стены и жёг дома. Он не поверил своим глазам. Перед ним была русская армия, построенная в боевом порядке и готовая ко встрече с ним! Какой сюрприз приберёг для него Наполеон! Однако решено наступать! Несколько колонн бросаются в атаку и все гибнут. Маршал, не растерявшись, тотчас принимает решение. Он бросает свой корпус, как Наполеон бросил армию, — каков хозяин, таков и слуга. Бежавший с поля Ней был с распростёртыми объятиями принят императором, который при виде его воскликнул: “Он сделал то, что и я сделал бы на его месте!”».
Убийственная характеристика! Недаром же власть имущие более всего боятся иронии и насмешки. В подобном стиле написаны все прочие комментарии и замечания «Размышлений». Досталось всем — и всё за дело. Даже заключительную фразу 29-го «Бюллетеня»: «Здоровье его величества было как никогда превосходным» — Орлов прокомментировал с жёсткой иронией: «Чего нельзя сказать об его армии». Памфлет с восторгом читали в Главной квартире и в полках, отсылали в тыл, оно в списках ходило по всей России. Листовка попала в армию противника и разлетелась по Европе. Успех и действенность «Размышлений русского военного о 29-м “Бюллетене”» оказались поразительными. Объяснялось это не только великолепным исполнением текста, но и тем, что перед народами Европы открылась столь долго скрываемая правда: армия императора Наполеона разбита, полководческая звезда Бонапарта закатилась, близок час освобождения… Истина превзошла самые смелые ожидания.
* * *
…«Размышления» только ещё вышли в свет, а ротмистр Орлов уже выполнял новое поручение. 28 января 1813 года он получил «особое задание от г. генерал-фельдмаршала, вследствие которого он должен отправиться в Главную квартиру французской армии». Однако цель этой поездки осталась неизвестной…
По возвращении Орлов был послан к авангарду русских войск, действиями которого руководил генерал от инфантерии Милорадович — отважный ученик и сподвижник Суворова, обожаемый солдатами за мужество, щедрость и благородство. 17 февраля генерал получил письмо от главнокомандующего:
«По случаю кантонир-квартирного расположения войск Главной армии и её авангардов, полагаю я необходимым умножить число партизанов и для того, командировав к вашему высокопревосходительству флигель-адъютанта гвардии ротмистра Орлова, которого достоинства и предприимчивость мне известны, прошу благоволить дать ему отряд из лёгких войск, по вашему усмотрению, для действий за Одер…
* * *
В начале 1813 года события на театре военных действий чередовались столь же быстро, сколь и непредсказуемо. Генерал Давыдов вспоминал:
«Эта эпоха, — я говорю о времени шествия нашего от Вислы к Эльбе, — была краткою эпохою какого-то мишурного блеска оружия, впрочем необходимого для увлечения к общему усилию ещё колебавшихся умов в Германии. Французы продолжали бегство; мнение о их непобедимости постепенно исчезало; некоторые союзники их соединились с победителями; но другие, ошеломлённые неожиданностью события и ещё подвластные влиянию гения, столь плодовитого средствами, непостижимыми для самого высокого разума, — ожидали. Надлежало нам пользоваться успехами нашими и до прибытия новых сил из Франции затопить силами нашими и сколь можно более пространства, никем, или почти никем не защищенного…»
Ранним утром 20 февраля (4 марта) «летучий» отряд генерал-майора Чернышева, в недавнем прошлом — кавалергарда, овладел Берлином. Событие беспрецедентное: партизаны входят в европейскую столицу. Хотя брать Берлин русским солдатам было не привыкать — впервые это произошло ещё в 1760 году.
Пала столица Пруссии, и стало очевидно, что на очереди Дрезден, столица Саксонии, по направлению к которой двигались главные силы русской армии. Однако впереди них зачастую шли «летучие» отряды, а потому и случилось, что на пути к Дрездену, в деревне Бернсдорф, Михаил Орлов, отряд которого шёл из Хойерсверды к Гроссенхейму, повстречался с Денисом Давыдовым. Давыдов только что узнал — с изрядным опозданием, так как известия из столицы добирались до него свыше двух месяцев, — что он произведён в полковники и награждён орденами Святого Владимира 3-й степени и Святого Георгия 4-го класса.
Конечно, радостные эти события следовало обмыть, и за чаркой Давыдов предложил Орлову хоть и авантюрный, но вполне исполнимый план: первыми войти в Дрезден. Лихого гусара не слишком волновали противники — гораздо больше его заботили возможные «конкуренты» на пути к славе. На Дрезден тогда уже нацелили свои усилия генерал-лейтенант барон Винцингероде, командир 2-го пехотного корпуса, и командовавший пруссаками генерал от кавалерии фон Блюхер — Пруссия теперь воевала на стороне России, подписав в середине февраля Калишский союзный договор…
Денису было обидно вдвойне, и он объяснял Орлову: «Слава подвига ценится большим или меньшим количеством средств, употреблённых на предприятие! Взятие Берлина всею армиею или сильным корпусом войск нимало не обратило бы на них ничьего внимания, тогда как взятие того же Берлина лёгким отрядом Чернышева справедливо его прославило!»
