В Кишинёве я был дружен с майором Раевским, с генералом Пущиным и Орловым.
Я был масон в Кишинёвской ложе, то есть в той, за которую уничтожены в России все ложи.
Я наконец был в связи с большей частью нынешних заговорщиков.
Покойный император, сослав меня, мог только упрекнуть меня в безверии…»
Испуг Пушкина понятен: в это время в казематы Петропавловской крепости привозили генералов и полковников, и судьбы их были очень неясны, что уж говорить о нём, чиновнике 10-го класса, то есть по Табели о рангах — подпоручике гвардии?! Ни в чём реально не виновный, но всем известный, со многими знакомый и ко многому причастный, да ещё и высланный из Петербурга предыдущим государем…
Вот так и родилась та фраза, которую любят повторять исследователи — про кишинёвскую ложу, «за которую уничтожены в России все ложи».
Но вспомним: «Перед отъездом на конгресс [в Верону], император Александр повелел в рескрипте на имя управляющего министерством внутренних дел графа Кочубея, от 1-го (13-го) августа 1822 года, все тайные общества, под какими бы наименованиями они ни существовали, как-то: масонских лож или другими, закрыть и учреждения их впредь не дозволять; всех членов этих обществ обязать, что они впредь никаких масонских и других тайных обществ составлять не будут, и, потребовав от воинских и гражданских чинов объявления, не принадлежат ли они к таким обществам, взять с них подписки, что они впредь принадлежать к ним не будут; “если же кто такового обязательства дать не пожелает, тот не должен остаться на службе”»
.
Ещё раз обратимся к труду академика Нечкиной: «В ноябре 1821 г. по особому царскому приказу закрываются все масонские ложи Бессарабии». От ноября 1821-го до августа 1822 года — «дистанция огромного размера». Думается, что дальнейшие объяснения не требуются…
Хотя, как мы можем понять, было в деятельности «Овидия» нечто такое, из-за чего были закрыты все масонские ложи в Бессарабии…
Семевский объясняет это тем, что донесения полицейских агентов из 16-й дивизии «встретились» с информацией о деятельности кишинёвской ложи: «Это донесение окрасило особым светом другие, дошедшие до сведения Александра I, донесения о том, что будто бы в Измаиле учреждается масонская ложа под управлением генерал-майора Тучкова
[213], а в Кишинёве прибывшего из Молдавии князя Суццо. В феврале этого года Ипсиланти провозгласил греческое восстание… В том же 1821 г. была представлена Александру I записка Грибовского о тайном обществе, закрыты масонские ложи в Царстве Польском и проч. Решено было действовать в Бессарабии весьма энергично. 19 ноября 1821 г. князь Волконский сообщил генералу Инзову, который сам был масоном (он состоял членом ложи Золотой Шар в Гамбурге), повеление государя немедленно закрыть все существующие в Бессарабии масонские ложи “и впредь иметь неослабное наблюдение”, чтобы их не было в этом краю под страхом строгой ответственности»
.
* * *
Дела в дивизии шли своим чередом. Презрев «фрунтовую акробатику», генерал Орлов требовал прежде всего улучшать боевую выучку. Сам же он, человек широких взглядов и смелых идей, решился проверить на практике некоторые свои экономические выкладки и основал в Кишинёве сургучную фабрику. Этим Михаил смутил многих: генерал, дивизионный начальник, и вдруг — владелец фабрики.
Почти ежедневно у Орлова собирались генералы и офицеры — его единомышленники, спорили, вели нескончаемые разговоры. Казалось, впереди у них ещё немало времени для работы, подготовки к грядущим преобразованиям, а сейчас можно и нужно всё основательно обсудить, обдумать и определиться.
Раевский успешно руководил дивизионными школами, а по вечерам, запершись в своём кабинете вдвоём с Охотниковым — капитан оставался в Кишинёве, где у него были домик и виноградник, — трудились над запиской «Рассуждения о солдате». Писал Раевский вполне в духе приказов Орлова:
«Наши офицеры, большей частью взросшие в невежестве и не получа хороших начал, презрели все уставы и порядок, на которых основана истинная дисциплина, — приступили к доведению солдат не терпением и трудами, но простым и легчайшим средством — палками. Отсюда начались все неустройства, частные беспорядки и бесправие солдат.
Солдат не ропщет на законное и справедливое наказание, но он ненавидит корыстолюбивого и пристрастного начальника»
.
По мнению Раевского основной причиной многих бед являлись косность, невежество и необразованность.
Вот только кто бы мог знать, что двое из юнкеров, столь внимательно слушавших уроки майора, затем старательно и грамотно составляли доносы на своего наставника. 16-я пехотная дивизия была буквально наводнена агентами тайной полиции, и «нечувствительное» наблюдение было установлено даже за её командиром. Давний друг и однополчанин Орлова, генерал Киселёв, всячески стремился расширить это агентурное присутствие — по собственному его выражению, «дух времени заставляет усилить часть сию».
Но кто может осуждать Павла Дмитриевича, ревностно выполнявшего свой долг? Дружба дружбой, а служба службой. Каждый сам выбирает себе дорогу…
…Кишинёвская управа доживала последние свои недели, и очень скоро дивизия, которую нижние чины с гордостью именовали «Орловщиной», будет называться так лишь в документах следствия.
* * *
На инспекторском смотре в Камчатском пехотном полку фельдфебель 1-й мушкетёрской роты
[214] Артамон Дубровский доложил генералу Орлову — при этом другие нижние чины роты поддерживали его одобрительными возгласами, — что 5 декабря здесь произошло возмущение.
По словам фельдфебеля, ротный командир капитан Брюхатов пытался присвоить принадлежавшие нижним чинам «экономические» деньги
[215], заявив, что он сам разберётся, что с ними делать. Так как подобным образом капитан «разбирался» уже не в первый раз, то каптенармус отказался выдать ему находящуюся в артельной кассе сумму, ссылаясь на соответствующий приказ дивизионного начальника. За это артельщик был дважды наказан палками — конечно, под разными предлогами. Во второй раз, например, по причине «медленного сушения сухарей»…
Впрочем, предоставим слово историку:
«Во время экзекуции к месту наказания подошла возвращавшаяся с занятий рота. Несколько глубоко возмущённых солдат выбежали вперёд со словами: “За что наказывается каптенармус в другой раз на одной неделе: он не виноват, и в первый раз был наказан за то, что не отдал капитану ассигновки на провиант по нашему на то запрещению, которое сделано нами по полковому приказу?” Подобное поведение солдат было неслыханно.
Между тем наказание не было прекращено. Тогда фельдфебель роты Артамон Дубровский, старый солдат, находившийся в службе 21 год, принимавший участие в Отечественной войне 1812 г. и Заграничных походах, начал подговаривать солдат прекратить экзекуцию насильно… Возглавляемые фельдфебелем рядовые Ребчинский и Куценко выбежали из строя, отняли у унтер-офицеров палки и, бросив на землю, кричали: “Не дадим каптенармуса в обиду и не находим его виновным”, и увели артельщика. Это был настоящий бунт. Всё делалось с одобрения всей роты, на глазах у растерявшегося командира»
.
