Книга Михаил Орлов, страница 95. Автор книги Александр Бондаренко

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Михаил Орлов»

Cтраница 95

При чём здесь барон Дибич, начальник Главного штаба? Да при том, что государю очень хотелось хотя бы ущипнуть младшего Орлова, не напрягая отношений с Орловым-старшим. Вот и сделали по старой русской пословице: «жалует царь, да не жалует псарь»… Мол, государь хотел освободить Михаила побыстрее… но отменять приказ начальника Главного штаба было неудобно.

Знакомые декабристы — в том числе и сослуживцы — его осуждали. Старинный друг и beau-frere Волконский писал так: «Лицо замечательное по уму, образованности и сердцу, преисполненному чувством полезного, бывшему впоследствии светилом среди молодёжи, но не оказавшему впоследствии того, что ожидали от него при грозных обстоятельствах 1826 года» .

Непримиримый Михаил Лунин [238] прозрачно намекал (смысл намёка мы объясним чуть ниже) на Орлова: «Обозначим людей другого рода: помилованных по нашему делу. Их лыком шитая тактика небезопасна для неопытных. Одни прикидываются угнетёнными патриотами и успевают покорять удивление простаков своего квартала, издавая сочинения, которых никто не читает, и покровительствуя школы живописи…»

Из крепости Михаил был освобождён 17 июня 1826 года. 19-го он уже был в Москве, и у дверей его квартиры стояли часовые. Для того чтобы увидеть зятя, Николаю Николаевичу Раевскому пришлось обращаться к московскому генерал-губернатору… В конце месяца фельдъегерь сопроводил Орлова в его село Милятино Калужской губернии; тамошний генерал-губернатор получил указание учредить за ним секретный надзор и ежемесячно докладывать о его поведении.

* * *

А дальше действительно начинается «дожитие», с постоянными и упорными оправданиями… Например, в 1827 году в обществе прошелестел слух, что Михаил Фёдорович вознамерился самовольно поехать в Одессу — явно для того, чтобы, связавшись с греческими контрабандистами, покинуть российские пределы. Какой получился скандал, мы не знаем, но опальному генералу пришлось писать императору — вот его сохранившийся черновик письма:

«Всемилостивейший Государь!

Я никогда не имел намерения уехать в Одессу, и никому о том не писал, не говорил.

Воля Вашего Императорского Величества по сему предмету как всегда и во всяком случае была и будет для меня Святейшим законом.

Те, кто донесли о таком моём предприятии или обмануты неизвестным мне стечением обстоятельств или хотели оклеветать меня.

Предпринять то, в чём меня обвиняют, есть дело сумасшедшего.

Государь! я в таком положении, что … [239] малых огорчений.

Без службы, без почестей, без всякой будущности я искал убежища в семейных наслаждениях дружбы и законной (вставлено сверху. — А. Б.) любви…

Государь, я льщу себя надеждою, что Ваше Императорское Величество не лишит милостивого внимания просьбы моей и позволит возвратиться мне к тестю моему. Не вы ли, Государь, позволили мне присутствовать в Москве при родах жены моей, из Вашего великодушия и вопреки собственного Вашего приговора?..»

А вот пример иного толка. Гораздо позже, уже в 1836 году, пошли слухи о том, что Орлов явился переводчиком скандально знаменитого «Философического письма», написанного его старинным другом Чаадаевым. И Михаилу Фёдоровичу приходится писать оправдательное письмо на адрес шефа Корпуса жандармов:

«Милостивый Государь

Граф Александр Христофорович!

Дошли до меня слухи, что в Петербурге некоторые лица или по незнанию, или по личному неблагоприятному ко мне расположению, приписывают мне перевод философического Письма помещённого в Телескопе. Сие побуждает меня торжественно объявить перед Вашим Сиятельством:

1-е) Что я никогда не брал ни малейшего участия в переводе вышесказанного письма.

2-е) Что в сём письме нет ни одного основания, ни одного вывода, ни в Религиозном, ни в Философическом, ни в Историческом смысле, с коим я был бы согласен.

3-е) Что не только не разделяю образа мыслей Сочинителя, но был и есть противником оного всегда и везде и во всяком случае…»

Сравните эти строки с тем, что писал Орлов раньше! Словно бы совершенно разные люди…

Можно сказать, что царская милость сгубила «без вины прощённого» генерала. Принуждённый безвылазно жить в своём имении, то есть в ссылке, он был рад каждой монаршей подачке, каждая встреча становилась счастливым событием — но, к сожалению, таким редким, потому как дозволить её мог всего лишь один человек во всей империи — император Николай I!

Александр Христофорович Бенкендорф писал:

«Милостивый Государь, Михаил Фёдорович!

Государь Император Высочайше соизволяет на свидание Вашего Превосходительства с братцем Вашим и на отправление Ваше по сему предмету в то место, которое Графом Алексеем Фёдоровичем для сего свидания назначено будет.

Извещая о сём Вас, Милостивый Государь, честь имею быть с совершенным почтением Вашего Превосходительства покорнейший слуга

А. Бенкендорф.

9 Генваря 1828» .

Как всё любезно! И кажется, что этот хрупкий от времени лист бумаги до сих пор сохранил тончайший аромат дорогих парижских духов…

Но всё же «режим содержания» постепенно смягчается. Орлову разрешают съездить в Москву, к генералу Раевскому; потом — пожить в Полтаве у его сына…

16 сентября 1829 года семью Раевских постигла очередная утрата… Первой стала отправка в вечную ссылку в Сибирь Сергея Волконского в июле 1826 года; второй — отъезд Марии Николаевны вслед за мужем в декабре того же 26-го; через год ушёл в вечность оставленный на попечение деда маленький Николенька Волконский… И вот теперь скончался сам Николай Николаевич.

«Верный друг, нежный отец, истинный сын отечества и православной нашей церкви, он сохранил до последнего своего дыхания отличительную черту своего сердца, способность любить, и умирающею рукою успел ещё благословить неутешное своё семейство. Он скончался на 59-м году своей жизни, не оставив на сём свете ни одного человека, который бы имел право восстать против его памяти. Похвала великая для каждого, но ещё большая для людей, облечённых силою и властью…» — писал Орлов в «Некрологии генерала от кавалерии Н.Н. Раевского», которая была издана отдельной брошюрой и разослана подписчикам «Русского инвалида», а также перепечатана в «Санкт-Петербургских ведомостях». И в том, и в другом случае — без указания автора…

Наконец, после пяти лет ссылки, ему разрешили вернуться в родной город.

«Милостивый Государь,

Михаила Фёдорович!

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация