– Но это же нелепость, господин Хрущев, но это нелепость.
Гейтскелл пытается выступить с умиротворяющей речью и заканчивает тостом «за нашу следующую встречу».
– Не для меня! – кричит Браун
[56].
В мемуарах Браун подчеркивает: «Я не хочу оставить впечатление, будто события этого ужина с Хрущевым можно назвать нелепостью, срывом или хамством… Просто невоспитанность, когда гости невежливо обошлись с гостями». Но дальше он рушит все впечатление невозмутимости, прибавляя коду, которая лучше всего резюмируется словами «он первый начал»: «Хрущев сам напросился на то, что получил, тем, как разговаривал с нами, а для гостя так же важно не грубить хозяину, как и для хозяина быть вежливыми с гостями»
[57]. На следующий день спикер устраивает прием для гостей из СССР в палате общин. Брауна снова приглашают. Он решает держаться незаметно, «поэтому когда перед обедом раздавали напитки, я оставался в углу с парой приятелей и даже близко не подходил к тому месту, где русских превозносили люди, которые, как мне казалось, слишком уж старались их задобрить».
Все идет прекрасно, пока присутствующие не заканчивают есть. Все попивают кофе, «как вдруг ко мне подошел, кто бы вы думали, Булганин. Он пристально посмотрел на меня своими красивыми голубыми глазами и сказал что-то по-русски, явно что-то вроде: «А, так это вы тот вчерашний грубиян!»… и я сказал: «О, да».
Булганин приглашает Брауна приехать и лично посмотреть на Россию. Браун говорит, что приехал бы с огромной радостью. В этот момент к ним подходит Хрущев и спрашивает переводчика, что тут такое. Браун не хочет ввязываться. «Я пожелал ему приятной поездки и сказал, что мне не терпится встретиться с ним в Москве, когда я воспользуюсь приглашением Булганина».
Браун протягивает руку. Хрущев отказывается ее пожать:
– Нет, нет! – и уходит прочь.
Браун уезжает в свой избирательный округ. Консервативный политик и автор известного дневника Гарольд Никольсон узнает обо всем этом от знакомого в кругу лейбористов. «По словам моего друга, в длинном списке неудачных банкетов этот навсегда останется в его памяти как самый ужасный провал, которому он был свидетелем». Хрущев впоследствии замечает, что, будь он британцем, голосовал бы за консерваторов
[58]. Приглашение посетить Москву Брауну так и не приходит.
ДЖОРДЖ БРАУН распекает ИЛАЯ УОЛЛАКА
Телестудия «Редифьюжн», Кингсуэй, Лондон WC2
22 ноября 1963 года
Ни характер, ни пристрастие к алкоголю не мешают Джорджу Брауну стать заместителем главы партии лейбористов
[59]. Сегодня вечером он позволил себе пару стаканчиков – пару в ливанском посольстве, потом еще на приеме у мэра в Шордичской ратуше, как вдруг его зовут к телефону. Звонит Милтон Шулман с телеканала «Редифьюжн» с известием о том, что застрелили президента Кеннеди. Может быть, Браун сможет принять участие в специальном выпуске программы актуальных новостей «Эта неделя», посвященном убийству Кеннеди? Жена Брауна, понимая, что ему уже пора на боковую, делает попытку его отговорить.
– Джордж, не надо.
– Я должен! – отвечает он.
Через несколько минут Брауна уже везут из Шордича в телестудию в Кингсуэе. Он приехал чуть раньше нужного, поэтому освежился еще парой глоточков в гримерке. Вскоре там к нему присоединяются еще два гостя – профессор истории сэр Денис Броган и Джон Кросби из «Нью-Йорк Таймс». Под очередной стаканчик он начинает разглагольствовать о своей близкой дружбе с покойным президентом и о будущем США.
