Несколько минут все трое – философ, актриса и собака – дают своим мыслям бесцельно плыть в теплом воздухе бабьего лета.
– Не хотите как-нибудь зайти на чашечку чаю? – спрашивает Рассел.
– С удовольствием.
– Когда?
– В ближайшие дни я почти все время дома.
– Хорошо, тогда завтра. В пять.
Он прощается с Аддо, встает и переходит улицу, не оглядываясь; но Сара прямо-таки ощущает, как в нем кипит озорство. На следующий день ровно в пять часов она стучится в дверь дома 43.
– Вы тютелька в тютельку. Я впечатлен. Заходите, располагайтесь поудобнее.
Сара вспоминает, что «его глаза искрились дружелюбным лукавством». Она очарована его домом, пыльной старой мебелью и потрепанными коврами. Она садится на шаткий стул и падает.
– Простите, у нас тут в некотором роде разруха.
Он идет в кухню и зовет ее за собой.
– Не оставляйте меня заваривать чай в одиночестве!
Солнечные лучи освещают его шелковистые серебряные волосы. «Склонив голову набок, он напомнил мне необычайно зоркого ястреба, который вглядывался в каждое мое движение».
– Вы же не против бутербродов с огурцом к чаю? – Он принимается резать ломоть коричневого хлеба. – Каждый кусочек должен быть тонким, как бумага, чтобы просвечивал.
Он ставит руку между ломтиком хлеба и окном.
– Безнадежно, – говорит он и бросает хлеб в мусорное ведро.
Отрезает еще кусок; тот тоже не проходит проверку и отправляется в ведро. Как и третий.
Сара вдруг понимает, что они так и не познакомились
[127].
– Как вас зовут? – спрашивает она.
– Мне говорили, что вы кинозвезда, – отвечает он, – но мне ни к чему знать ваше имя.
К тому времени он успевает отрезать шесть приемлемо тонких кусочков хлеба от целой буханки. Теперь их можно мазать маслом. Сара говорит ему, что никогда не умела мазать хлеб маслом так, чтобы не порвать его при этом.
– Ха! Все дело в консистенции масла. Когда знаешь, как, все просто.
Он подзывает ее, чтобы показать.
– Печально попасться на посредственном бутерброде.
Он странно взглядывает на нее, как будто они говорят о чем-то гораздо более интимном. «Ах, развратный старикашка», – думает Сара и замечает, что он смотрит на ее грудь.
– Очень важно, чтобы все, кроме качества, было очень тонким, как бумага. Теперь огурец. Здесь тоже понадобится много света.
И он опять поднимает ладонь между куском хлеба и солнцем.
– Предостаточно, – говорит Сара. – Каждому по три бутерброда.
– Неправильно.
«Явно не математик», – думает Сара. Но он складывает бутерброды друг на дружку и разрезает по диагонали посередине.
– Каждому по шесть.
Они садятся есть огуречные бутерброды и пить чай из фарфорового сервиза с павлинами. За едой Рассел то и дело пожимает ее коленку под столом, «и совсем не вяло». Сара рада, что Аддо рядом, спит под столом. Рассел сам задает все вопросы, так что она уходит из его дома, ничего о нем не узнав.
Неделю спустя он снова приглашает ее в гости. И опять засыпает ее вопросами. Ей кажется, это такой способ отвлечь ее внимание от того, что он пожимает ее коленки. Она не знает, как велеть ему перестать, и поэтому позволяет продолжать.
– Вы не сказали мне, что вы Бертран Рассел.
– Вы не спрашивали.
Возможно, говорит она, ей придется переехать с этой улицы из-за соседей, которые против Аддо.
– Какой несусветный вздор. Аддо и мухи не обидит.
– Вы же им скажете, правда?
К тому времени его рука успевает переместиться с ее колена на бедро.
– Не беспокойтесь. Считайте, что все сделано.
После этого прочие жители Хаскер-стрит не смеют и пикнуть на Сару Майлз.
САРА МАЙЛЗ остается холодна к ТЕРЕНСУ СТЭМПУ
Брей, Республика Ирландия
Январь 1961 года
Саре Майлз девятнадцать, она только что окончила Королевскую академию драматического искусства. Ей достается роль в фильме «Семестр испытаний» в качестве партнерши пятидесятитрехлетнего Лоуренса Оливье. Она влюблена в него с одиннадцати лет, с тех самых пор, как в одно дождливое воскресенье ее с классом повели на «Грозовой перевал», где она увидела его в роли Хитклиффа. «В ту минуту, когда он стоял у окна, глядя в туманные пустоши, тоскуя по возлюбленной и взывая «Кэти! Кэти! Кэти!», я пропала».
С того дня она держит под подушкой его фотографию, «иногда мечтая о том, как он прискачет ко мне на своем белом скакуне, подхватит на руки и увезет. Он первым зажег во мне искру сексуального пробуждения, и вот мне предстоит играть с ним в одном фильме».
Когда ее самолет садится в Дублине, где будут проходить съемки, Сара Майлз напевает песенку «Когда-то у меня был тайный возлюбленный, который жил в моем сердце» и думает, разгорится ли ее влюбленность в Оливье, хотя он, по ее расчетам, «по возрасту мог бы быть моим дедом…»
Теренсу Стэмпу двадцать два, ему светит слава. Он только что закончил сниматься в «Билли Бадде», своем первом фильме, где сыграл главную роль, и уже потратил 900 фунтов гонорара. Агент Стэмпа звонит ему и говорит, что ему предлагают прийти на кинопробы на роль в новом фильме «Семестр испытаний». Он читает сценарий со все возрастающим разочарованием: его роль так мала, что сразу ее и не найдешь.
– Черт, – говорит он агенту. – Роль размером с табличку «В зале не курить».
– Да, но ее заметят.
– Да, может быть, но я не возьмусь. Это просто неотесанный школьник, совершенно одномерный материал.
– Просто сходи и посмотри, ладно?
Без особой охоты он соглашается. На пробах режиссер просит его разговаривать с северным акцентом. Стэмп недавно видел интервью с Альбертом Финни и подражает ему с заметным манчестерским выговором: «Я умею читать, но не особо люблю». Он не хочет получить роль и играет ради смеха, «сжимает зубы и закатывает глаза, как совершенно слетевший с катушек родной брат Альберта». Ему тут же дают роль.
