В комнате царит беспорядок. (Оцените, никаких столов!)
Черноволосая женщина с оливковой кожей в полубессознательном состоянии лежит на подушках. Запах джина. За отдернутыми шторами сияет огнями многоэтажных домов ночной оживленный город. В бокалах с джином и тоником тонут кубики льда, отражая замерзшими пузырьками свет. Она переворачивается на спину, приподнимается на локтях.
На ее худощавом теле бежевая атласная ночная сорочка, сквозь которую видны коричневые соски.
— Итак, они тебя прислали, да? — спросила она, ее веки полуприкрыты.
В глазах притаилась насмешка, рот жестко сжат.
— И как ты собираешься это сделать? Хммм… Смотри-ка, какие у нас светлые волосы.
Я прилег рядом с ней, облокотившись на левую руку. Кровать благоухала ее сладким человеческим ароматом. Роскошные простыни и подушки отеля.
— Ты, видимо, какой-то киллер, — сказала она насмешливо. Подняла красивый бокал.
— Не возражаешь, если я выпью, перед тем, как умру? — Она осушила джин с тоником. Для меня они пахли ядом.
Аххх… Карточные долги, миллионы, удивительно, как можно было умудриться, но это лишь вершина айсберга, ее проблемы уходили много глубже, она перелетала из Европы и обратно, сберегая свои богатства для дурного человека. Потом она стреляла, все потеряла. Пыталась зарабатывать на жизнь. Ее партнер исчез. Она знала, что будет следующей. Ей уже все равно. Денег больше нет. Она все время пьет. Устала ждать. Ее черные волосы блестят от жира. Одна из многих, кого поломала жизнь. Таких здесь много, очень много, но кому какое дело?
Она упала обратно на подушки.
— Ну, убей меня, ты, ублюдок, — мурлыкнула, скорее, проурчала она.
— Сейчас все будет, моя сладкая, — сказал я. Я навалился на нее, поцеловал ее в шею. Хммм… Никем не пахнет.
— Что это, изнасилование? — дразнящий смешок. — Для тебя что, не нашлось двух сотен долларов, о-о-о, в этом чертовом городе? Знаешь, сколько мне лет? Пытаешься сделать свою работенку приятнее, парень, с твоей-то внешностью?
Я обхватил губами ее рот. Она отозвалась на мой поцелуй, но едва-едва.
— И, в довершение всего, лицо, созданное для поцелуев, — протянула она. — Ну вставь мне как следует, красавчик.
— У меня есть кое-что получше, ты недооцениваешь меня, моя сладкая.
Я уткнулся ей в шею, поцеловал артерию, послушал ток крови, медленно открыл рот, снова пробуя ее кожу на вкус, вонзил зубы и стал пить так быстро, что она отключилась до того, как пронзительная боль смогла ее настигнуть. О! Господи Боже, отголоски какого это рая? Легко… Необременительно, безвременно, апокалипсически. О, детка, ты не лжешь, не проси меня объяснять, зачем я это делаю, никогда, я не Бог, малышка, и потому, итак… Какого дьявола? Сладко… Я же говорил тебе или нет? Я не верю в тебя, я ненавижу тебя, так пусть это случится, и я… я… Настолько же, насколько я способен презирать кого-либо, я люблю это! Хммм, да, расскажи мне об этом, но что это было? Я почти, если ты хочешь сдаться, сделал это, но если ты не хочешь, мне это не нужно, это тебе нужно, квадратик, выведенный цветным мелком на стертом тротуаре… ненавижу их… ну-ка, что там еще?.. оградительная веревка, дверь-ширма намертво заедает, дети плачут, мне просто нужна кровь, но подожди, я что-то вижу, никогда не думал, что этот коридор может идти под таким уклоном, нет, подожди, догадайся, что? Нет, не так. Смех. Свет и смех. Я могу получить…
Ее сердце больше ничего не может мне рассказать. Я приподнимаю ее, впиваюсь изо всех сил, сердце останавливается, артерии разрываются, кровь немеет, тело медленно наполняется весом, атлас скользит, огни города застыли, мерцает свет на кубиках льда, Сияющее Чудо кубиков льда.
Кровь наполняет мозг, мой Лорд и Бог, мне пора убираться отсюда.
Не ложись с телом жертвы своей. Во имя смертного греха, Гордыни, я разбиваю огромное окно, руки распростерты, во все стороны летят стекла.
Я ваш, сверкающие огни деловой части города. Примите меня, О Сияющий ночными огнями Город, прими меня! — Стекло рассыпалось по оснащенной сплит-системами крыше, забиваясь в вечно гудящие блоки чрезвычайно современных и крайне неромантичных кондиционеров.
Может ли киллер испытывать шок?
Глава 14
Когда я проснулся следующей ночью, первым, на что наткнулся мой взгляд, был "Национальный католический вестник", который прибыл с почтой и который я жадно развернул, чтобы узнать последние новости о Святом Диего.
Событию было отведено внушительное место, имелась и черно-белая фотография Папы в белой митре, призывающего к соблюдению строгой дисциплины, но делающего чудным образом наоборот: он созерцал танцующих аборигенов среди толп, заполонивших во время канонизации базилику Богоматери Гваделупской в городе Мехико. Огромные толпы. Конечно же, в статье ОБЯЗАНЫ были упомянуть тот факт, что некоторые люди сомневаются в том, что Хуан Диего когда-либо существовал.
Но что это меняет для такого верующего существа, как я?
Только после того, как я поглотил все статьи, посвященные путешествиям Папы, я заметил на столе записку, оставленную одним из телохранителей. В ней сообщалось, что днем приходил Михаэль Карри и просил ему позвонить. Никто не подходил к телефону. Прошлой ночью я пришел так поздно, что не видел ни Моны, ни Квинна, да и сейчас они еще не проснулись. В квартире было угрожающе тихо. А для Джулиана и Стеллы, по-видимому, было еще слишком рано. Или, быть может, моя вчерашняя речь несколько утихомирила Джулиана. Хотя вряд ли, — среди прочего, он отличался значительной неутомимостью, и, скорее всего, затаился в ожидании момента, подходящего для того, чтобы нанести удар.
Пора было набрать номер, который Михаэль оставил через охранника, когда я осознал, что Михаэль как раз переходит дорогу внизу. Я спустился, чтобы его встретить. Вечер был румяным и благоухал ароматами кухонь квартала.
Я жестом показал охранникам, чтобы они пропустили Михаэля. Он был не в себе. На нем красовался тот же костюм-тройка, что и вчера, но теперь не было галстука, рубашка оказалась распахнута, и весь он выглядел помятым, испачканным грязью, с всклокоченными волосами.
— Что случилось, приятель? — спросил я, подавшись к нему, чтобы взять за руку.
Он встряхнул головой. Захлебнулся словами, которые пытался произнести. Его мысли путались. На каком-то глубинном уровне он заблокировал попытку проникнуть в его сознание, но в то же время он взывал ко мне. Я отвел его во дворик. С него катился пот. В саду было слишком жарко. Мне следовало отвести его туда, где дуют искусственные ветры.
— Пойдем, — сказал я. — Поднимемся наверх.
Мона, в очаровательном голубом шелковом платье и туфельках на высоких каблуках, оплетающих пряжками лодыжки, появилась в дверном проеме как раз, когда мы достигли дальней гостиной. Ее волосы еще не были причесаны.
