Как-то барон Джеймс Ротшильд прислал Россини великолепного винограда из своей теплицы. Россини, выражая ему свою благодарность, написал: «Bien que vos raisins soient superbes, je n’aime pas топ vin en pillules»
[105].
Россини не красил волос, но носил множество париков. Отправляясь на мессу, он надевал один парик поверх другого, а если было очень холодно, то надевал сверху и третий, еще более кудрявый, чем остальные, для тепла».
Когда мадам Мультон пригласили спеть, она выбрала «Темный лес» из «Вильгельма Телля». Она пишет, что после того, как исполнила его, «подошел Обер, раскрасневшийся от удовольствия, вызванного моим успехом, и сказал Россини: «Разве я преувеличивал, когда хвалил голос мадам Мультон?»
«Даже преуменьшал, – ответил Россини. – Она обладает чем-то большим, чем просто голос, у нее есть ум и 1е feu sacré – ип rossignol doublé en velours
[106], а главное, она исполняет мою музыку так, как я написал ее...
Обер 5 спросил меня: «Знаете, что Россини сказал обо мне? Он сказал: «Auber est ип grand musicien que fait de la petite musique»
[107], а я ответил... – он поколебался, прежде чем продолжать, – я сказал, что Россини est ип très grand musicien et fait de la belle musique, mais une exécrable cuisine»...
[108]
Обер спросил Россини, как ему понравилась постановка «Тангейзера». Россини ответил с насмешливой улыбкой: «Это музыка, которую следует прослушать несколько раз. Я больше не пойду».
Россини заявил, что ни Вебер, ни Вагнер не понимали природы голоса. Бесконечные диссонансы Вагнера были невыносимы, похоже, эти два композитора вообразили, будто петь – это всего лишь «тараторить» ноту, но искусство пения или техника рассматриваются ими как нечто вторичное и не слишком важное. Фразировка и какая-либо отточенность казались им излишними. Оркестр должен звучать мощно. «Если Вагнер одержит верх, – продолжал Россини, – а он, безусловно, одержит, так как люди побегут за новым, что же станет тогда с искусством пения? Больше не будет ни бельканто, ни фразировки, ни произношения. Какой в них смысл, если единственное, что от вас требуется, это «реветь». Любой корнет-а-пистон не хуже лучшего тенора, и даже лучше, так как он заглушает оркестр. Но инструментовка великолепна. Здесь Вагнер превосходит всех. Увертюра к «Тангейзеру» шедевр, в ней есть ритм, движение, натиск, сбивающий с ног... Жаль, что не я ее написал».
Мадам Мультон вспоминает, что была в 1865 году приглашена на один из субботних приемов к княгине Матильде Бонапарт. «Присутствовал Россини, что являлось редким исключением. Полагаю, что они с женой обедали у княгини, затем, когда княгиня попросила его аккомпанировать мне, сказав, что очень хочет услышать пение, он не смог проявить нелюбезность и отказать и достаточно грациозно сел за фортепьяно. Я исполнила «Прекрасный луч» из «Семирамиды», так как знала его наизусть – я довольно часто пела его с [Мануэлем Патрисио] Гарсия. Россини был настолько добр, что не стал осуждать каденции, которыми уснастил его Гарсия...
Меня поразил наряд, в который он облачился ради королевской особы: слишком большой редингот, белый галстук, съехавший немного набок, и всего лишь один парик.
Он утверждает, будто ему семьдесят три года. Должна признаться – в это трудно поверить, – он выглядит лет на десять моложе. Он никогда не принимает никаких приглашений. Я никогда не видела его нигде за пределами собственного дома, и встретить его сейчас было большим сюрпризом. Однажды мы осмелились пригласить его с женой на обед, когда у нас обедали князь и княгиня Меттерних, и получили следующий ответ: «Merci, de votre invitation pour ma femme et moi. Nous regrettons de ne pouvoir l’accepter. Ma femme ne sort que pour aller à la messe, et moi je ne sors jamais de mes habitudes»
[109]. Мы чувствовали себя так, словно получили выговор, что, несомненно, заслужили».
То, что произошло на вилле в Пасси в день именин Россини в 1864 году, подробно освещается в парижской прессе. Одна из газет сообщала: «После ужина сады виллы осветились, словно по волшебству, и расцветились фейерверками, изготовленными мистером Руджери, соотечественником великого композитора. Затем во внутреннем салоне началась музыкальная программа.
Господа Фор, Обен и Вилларе под фортепьянный аккомпанемент мэтра [Франсуа Эжена] Вотро, первого аккомпаниатора «Опера», исполнили под восторженные аплодисменты бессмертные дуэт и трио из «Вильгельма Телля». Затем великий актер наилучшего периода нашего театра «Итальен», бас Тамбурини, исполнил дуэт из «Цирюльника» с английской знаменитостью мадам Лемменс-Шарригтон, которая позже восхитительно спела каватину из «Бьянки и Фальеро», почти забытую в наши дни.
Наряду с этими прекрасными страницами вокальной музыки пианист Луи Дьеме вызвал всеобщее восхищение, сыграв две инструментальные пьесы Россини, который, сидя за фортепьяно, сам аккомпанировал, так как только сам знал аккомпанемент к своей элегии «Прощание с жизнью». Это трогательная неопубликованная пьеса, написанная на одной ноте на стихи Эмильена Пачини. Мадам Лемменс исполнила ее настолько изумительно, что пьесу пришлось повторять.
После музыки настало время декламации. Мадам Дамен и Коклен, молодой, но уже знаменитый актер театра «Франсе», исполнили очень ярко и талантливо «Вагон» Верконсена. Салоны Россини были заполнены цветами, а над фортепьяно помещен превосходный мраморный медальон знаменитого мэтра работы скульптора Шевалье. [Примечание Радичотти: «Это величественное произведение, предназначенное для фойе «Опера», было заказано знаменитому французскому скульптору его превосходительством маршалом Вейаном, министром императорского королевского двора и изящных искусств, по предложению сенатора графа де Ньеверкерка.»] Благодаря этому вдохновенному произведению, этому верному и характерному римскому профилю, напоминающему Данте, великий образ Россини будет жить для будущих поколений во всем великолепии своего гения, удостоенного Италией и Францией высочайших почестей».
Таким образом, 13 августа семидесятилетнего человека чествовали как главного командора ордена Почетного легиона Наполеона III. В Пасси пятеро французских аристократов, друзей Россини, отпраздновали это почетное звание, подарив ему лиру, сделанную из сахара. 20 августа он был произведен в командоры ордена Святого Мориса и Святого Лазаря Виктором Эммануилом II. Указ был официально вручен на следующий день синдику Пезаро Убальдино Перуцци, министру внутренних дел.
