Тобиус прошелся по перевернутой комнате, перешагивая через клочья разодранных платьев и одеял, черепки расколоченной посуды, сломанный настенный Святой Костер, приблизился к окну и выбил закрытые снаружи ставни, отчего внутрь хлынул солнечный свет. Люди Летье были белы, словно стояли в полушаге от собственных могил. Непрекращающиеся вопли одержимой заставляли их дрожать.
– Выйдите во двор, подышите, вас позовут, если понадобитесь.
Наружу они рванули наперегонки, только отец Эмиль остался стоять в изножье кровати, созерцая причиняющее боль зрелище.
– Когда вы видели ее в последний раз?
– Вчера вечером.
– И она уже была такой?
– Нет… нет. Она выглядела сильно больной, истощенной, не в своем уме, но… это ужасно!
Зубы девушки превратились в набор острых клыков, глаза казались парой разверстых ран, на правой стороне лба вздулась крупная шишка, а на левой точно такая же шишка уже лопнула, и из нее показался кончик маленького острого рога. Вдобавок ко всему пальцы на руках и ногах одержимой начали чернеть, будто их осмолили.
– Посторожите ее, отче.
Кухня в доме семейства Летье была просторной, и по деревенскому укладу она же являлась и столовой. Хозяин сидел на стуле, сжимая в дрожащей руке кружку с вином. Без слов он подвинул бутылку Тобиусу, когда тот приблизился.
– Я только что смекнул, что не пригласил гостя за стол, – едва живым голосом проговорил пейзан, – жена бы меня убила за такое. Все же хорошо, что я всех отослал.
– Всех? – Тобиус выглянул сквозь светлое окошко во двор.
– Отправил жену к ее сестре и сына следом. Она противилась, хотела быть рядом с Сабиной, но я запретил. Состояние дочери убивало мою жену.
– Сабина? Красивое имя, соломейское.
– Да. – Летье приложился к кружке, вытер рот рукавом. – Моя жена из соломейских цитаро. Дочку я ей позволил назвать, но сыну дал наше, архаддирское имя. Славный мальчик мой Гийом, слава Господу-Кузнецу за него, за то чудо, которое он нам ниспослал.
– Слава… – Тобиус осекся и облизнул губы, чувствуя желание сделать глубокую затяжку. – Что за чудо?
– Что? А, да. Господь долго не посылал нам детей, а потом родилась Сабина, и мы с женой поняли, что и это благословение.
Тобиус вспомнил о семье кузнеца из Пьянокамня. В деревенских семьях во все времена редко бывало меньше пятерки детишек, а порой их насчитывалось и вдвое больше, но случалось, что Господь-Кузнец просто не давал.
– Я ведь фермер, знаешь, довольно известный в здешних краях. У меня коровье стадо в несколько сот голов, молочная ферма, маслобойня, семейное дело. С детства Сабина за мной по ферме бегала, а я ее учил, готовил к наследованию, но семь лет назад жена родила Гийома, и уже двоих детей я стал учить, что и как. Сабина, конечно, старше, но Гийом – мальчик, и дело достанется ему, а дочь обойдется богатым приданым, как положено… так я думал до всего этого. Неделю назад моего единственного сына потоптала корова. Он заметил отбившегося от матери теленка, отвел его к стаду, а дурная телка неправильно истолковала и взбесилась. Боже, я думал, что сердце разорвется, когда увидел… увидел… – Пейзан закрыл лицо ладонью и отер скупую слезу. – Я привез из города лучших лекарей, каких нашел, но они лишь качали головами и советовали молиться, дабы он поскорее отмучился. И мы молились, но не о том, а о чуде…
– Которое случилось?
– Да! Одним прекрасным утром он оказался вновь цел и невредим. Это было подлинное чудо!
Магистр задумчиво пожевал нижнюю губу. Никто лучше волшебников не знал, насколько редко случаются чудеса.
– Выздоровел сын – стала одержима дочь. Это не совпадение и не чудо, это обмен. Если бы она просто захворала после его исцеления, я бы подумал на обычное колдовство, но одержимость… это намного хуже. Ее нужно немедленно переместить в храм и провести обряд изгнания.
– Переместить? Изгнания? Но как, если она сходит с ума…
– Ее душу терзает тварь из Пекла. Если процесс не прервать, то ко времени появления савлита он будет необратим, и ее просто умертвят… если смогут.
По дому разлетелся душераздирающий вопль. Летье сорвался с места, опрокинув стул, но волшебник оказался быстрее и первым выметнулся из кухни. В комнате одержимой отец Эмиль, будто постаревший лет на десять, дрожащим голосом дочитывал молитву. С последними словами он облокотился о стену и тяжело задышал.
– Она… она пыталась… отгрызть себе… Пришлось отвадить святым словом.
– Решено! Зовите своих людей, мы перенесем ее в часовню и проведем ритуал изгнания.
– Что? Экзорцизм? Кто будет…
– Вы, отче, – отрубил маг.
– Но я не умею!
– Я напишу вам нужные формулы, а вы вложите в них свою веру! Есть в вас вера? Советую найти!
– Но я не имею права, я непосвященный…
– Придется рискнуть.
С великой осторожностью Сабина была избавлена от веревок и тут же попыталась напасть, но Тобиус, проявляя немалую ловкость и силу, удержал ее. Маг приказал людям Летье держать девицу, а сам достал из сумки маленький свинцовый коробок. Появившаяся на свет цепочка с нательным костерком была самой обычной – серый металл, блеклый и непритязательный. Как только она оказалась на шее Сабины, одержимая замерла и обмякла со стоном.
– Прежним хозяином реликвии был армейский капеллан, который погиб, сражаясь с отродьями Пекла. При жизни он не блистал благочестием, но, встретившись с демонами, нашел в себе Господа-Кузнеца.
– Погрузите в телегу, – твердо продолжил Летье, заразившись решительностью чужака, – быстро, остолопы!
Солнце к тому часу преодолело середину небосвода, жара не спадала. Лошадь, которую пытались впрячь в телегу, стала сопротивляться, испуганно прядая ушами и роняя пену. Один из дворовых чуть не получил копытом в грудь, но маг наложил на животное чары Приручения, и оно покорилось.
Чем ближе они подбирались к храму, тем заметнее становилось волнение, охватывавшее Сабину. Она все еще была парализована, но даже при этом ее конечности подергивались, а пальцы скрючивались как птичьи когти. Когда одержимую внесли в пустой зал, она сдавленно зарычала. Отец Эмиль позвал служку и приказал принести из кладовых свечи и церковные благовония, сам же клирик получил лист с формулами изгнания.
– Не мешкайте, – сказал волшебник.
Отец Эмиль спешно удалился в жилые помещения храма, а Тобиус стянул с левой руки перчатку, скрутил ее и просунул меж челюстей Сабины, предварительно приведя язык в правильное положение.
Велев посторонним покинуть зал и закрыть двери, волшебник ненадолго остался один на один с богом.
– Я… готов? – Отец Эмиль вернулся в церемониальном облачении.
– Больше уверенности, отче, – если не вы, то кто?
