Эта ситуация менялась постепенно. Не стоит думать, что конфликт с родней из-за женитьбы на Агафье Грушецкой разрубил царствование Федора Алексеевича, словно топором, надвое. Будто до 1680 года царь был чисто декоративной фигурой, а затем рывком вернул себе бразды правления… Думается, более правдоподобна иная картина.
У кормила высшей власти одновременно протекало несколько процессов, определяющих ее лицо. С одной стороны, Милославские, претерпев кратковременный взлет, постепенно теряли влияние. С другой стороны, государь взрослел и, что называется, понемногу «входил в дела».
Федор Алексеевич приноравливался к непростой машине принятия решений в Московском государстве, искал верных помощников, определял для себя приоритеты большой политики. Конечно, в 1676 и 1677 годах он оставался еще очень слаб как действительный правитель. Но позднее реальный «вес» царя как «высшего администратора» начинает расти. Да, к 1680 году он уже способен выдвигать проекты масштабных реформ и доводить их до претворения в жизнь. Но эти новые его возможности — итог постепенного накопления силы, а не одномоментной перемены. В 1678 и 1679 годах уже видны абсолютно самостоятельные действия юного монарха: он отдает «Верхнюю» типографию под просветительские программы Симеона Полоцкого и возобновляет строительство Новоиерусалимского монастыря под Москвой
[73]. Наконец, при царской особе складывается круг доверенных лиц. Отчасти они рекрутируются из тех, кого «подводят» в качестве советников Долгорукие, Хитрово, Одоевские. Отчасти же царь сам приближает к себе дельных вельмож.
Помимо Лихачевых и Языкова возвышаются Кондырев и Тарас Елисеевич Поскочин — из среды коневодов. Из родовитых аристократов близ царя неожиданно оказывается князь Василий Васильевич Голицын.
Этот последний заслуживает особого внимания. По знатности он мог тягаться с Одоевскими, превосходил Долгоруких, безусловно возвышался над Милославскими и Хитрово. Князь и сам стоял во главе крупного аристократического клана. Голицыны издавна владели обширными вотчинами. В их состоятельности не приходится сомневаться. Иначе говоря, Василий Васильевич обладал по отношению ко всем придворным «партиям» полной самостоятельностью. Помимо этого, князь был отмечен рядом черт большого политика. Он имел тактический военный опыт, хотя и не добился на поле брани выдающихся успехов. Он получил превосходное по тем временам образование. Но важнее другое: Бог наделил В. В. Голицына большим дипломатическим талантом и способностью мыслить масштабно. А по части дворцовых интриг он являлся не меньшим специалистом, чем Долгорукие, Хитрово и т. п. Поддержка, оказанная государю таким человеком, исключительно важна. Она заставляет предположить в Голицыне персону, обладающую весьма значительным влиянием на Федора Алексеевича. А значит, и на магистральный политический курс.
Судя по практическим шагам Василия Васильевича как великого государственного мужа, он являлся «западником» гораздо большим, нежели сам государь. Князь торопился там, где Федор Алексеевич склонен был двигаться без спешки. И положение фаворита при царевне Софье дало Голицыну желанную возможность «поторопить события».
Итак, когда рядом с Федором Алексеевичем составился ближний круг управленцев, монарх получил «команду», способную проводить его волю к преобразованиям.
Тогда-то и начались реформы.
* * *
Во многом к ним подтолкнула большая война за Украину. Вернее, тот эпизод титанической борьбы за Украину, который пришелся на годы правления Федора Алексеевича.
В 1654 году Московское государство и Польша начали масштабное вооруженное противостояние. Так или иначе, в нем поучаствовала вся Восточная Европа. Россия стремилась отбить земли, потерянные ею после Великой смуты, и, если удастся, оторвать от Речи Посполитой «Литовскую Русь» — так назывались области, принадлежащие польским королям, но населенные православными восточнославянскими народами. Ее жители называли себя «рускими» и «руской» же именовали свою веру (именно так тогда и писали: через одно «с»).
Война с Речью Посполитой продлилась 13 лет, до 1667 года. Россия отбила Смоленск, Велиж, Невель, Себеж, Северскую землю, получила днепровское Левобережье, поставила под контроль Киев. Речь Посполитая не имела сил отобрать все приобретения Алексея Михайловича. Но ко времени восшествия Федора Алексеевича на престол окончательное мирное соглашение заключено еще не было. Дипломаты обходились перемириями, поляки мечтали хотя бы частично урезать новые владения Москвы. Более того, Россия удерживала Киев с областью, формально не имея на то права. Однако резон для этого был. Помимо Московского государства и Речи Поспо-литой серьезными «игроками» на шахматной доске колоссальной войны являлись Крымское ханство, Османская империя, а также казачья старшина, колебавшаяся в своих пристрастиях то к одному сюзерену, то к другому. Отдать Киев значило подвергнуть его православное население страшной опасности турецко-татарского погрома. Поляки, даже в союзе с казаками — союзе весьма проблематичном, — не имели достаточно сил для эффективной обороны от большого вторжения с юга. Но натравить турок с татарами на Украину они могли. Время от времени так и действовали. О том русскому правительству сообщал наш посол при дворе польского короля В. М. Тяпкин. О том же предупреждал самого царя великий мастер дипломатических игр А. Л. Ордин-Нащокин
[74].
Любопытно, что с 1672 года Речь Посполитая находилась в союзе с Россией против турок. Они вместе воевали против одного врага. При координации усилий крест мог бы решительно возобладать над полумесяцем в этом регионе. Однако противоречия между Речью Посполитой, украинскими казачьими областями и Московским государством оказались слишком острыми для организации генерального совместного наступления. Союзники видели друг в друге чуть ли не более опасных врагов, нежели турки. Парадоксальная ситуация!
В конечном итоге Россия оказалась перед лицом открытого вооруженного столкновения с турками. С Крымом, вассалом турецких султанов, воевали без малого 200 лет. Можно сказать, привычка выработалась. Против крымцев ежегодно развертывали на юге большую армию, строили укрепленные линии («засечные черты»), всё южнее и южнее воздвигали новые «городки». С турками воевали мало. Но в Москве прекрасно понимали: это на порядок более сильный противник. А западный фланг Украинского театра военных действий находился в небезопасности от поляков.
Плохая война. Трудная война. Война с непредсказуемой концовкой.
Собственно, не Федор Алексеевич ее затеял. Он всего лишь унаследовал войну, начавшуюся еще при его отце, Алексее Михайловиче. В этом грандиозном противостоянии основным «яблоком раздора» стали Днепровское Правобережье, а также все казачьи области, оказавшиеся южнее и западнее его. Прежде всего Чигирин — сильная крепость, исторически связанная с возникновением самостоятельной гетманской власти.
