Нередко «безместие» вводили для отдельных военных кампаний, походов, операций. Особенно часто «без мест» отправлялись воеводы для «береговой службы». Иначе говоря, на юг — для противостояния набегам крымцев. Эта служба считалась настолько сложной, настолько опасной и от нее до такой степени зависела сама жизнь Московского государства, что местнические тяжбы в походных условиях становились смертельной угрозой для всей страны. Москва долгое время располагала очень скромными средствами для вооруженного отпора татарам, и правительство предпочитало не рисковать. Отключение местнических обычаев следует оценивать как экстремальную меру, введенную при исключительно тяжелых обстоятельствах. Местничество отменяли порой на несколько лет подряд. Например, между 1613 и 1616 годами, между 1638 и 1648 годами и т. д. Когда обстановка улучшалась, Москва восстанавливала местнический обычай или хотя бы позволяла его в «сокращенном» варианте — лишь для части воевод. Нарушителям соответствующих указов грозили «наказанье и ссылка». И, судя по документам, их действительно отправляли в тюрьму.
В боевых операциях против поляков и литовцев, шедших тогда же, то есть буквально в те же годы и месяцы, никто местничества не отменял.
Но если боевая обстановка принимала угрожающие черты, то и на этом театре военных действий приходилось временно его отключать. Так, наступление королевича Владислава на Москву заставило Михаила Федоровича издать указ о «безместии» сроком на год. Еще один подобный указ связан с началом Смоленской войны 1632—1634 годов. Отвоеванию Смоленска и прочих западнорусских земель придавалось особо важное значение, поэтому и здесь не рискнули позволить местничество. Начало новой масштабной войны — за Украину (1654) — вызвало к жизни третий указ того же содержания. Он получил весьма долгий срок действия, да еще и возобновлялся в 1660-м, 1662-м, а затем в первой половине 1670-х годов. Однако время от времени местники отыскивали «прорехи» в полотне указного режима. Тяжбы случались, и далеко не всегда их подавляли ссылками на указное «безместие»
[155].
Довольно часто «безместие» объявлялось не указом и не повсеместно, а для какого-то конкретного случая. Например, при совершении торжественной церемонии, празднества, иного публичного действа. Так, «безместие» при Михаиле Федоровиче вводилось для торжеств, связанных с его венчанием на царство летом 1613 года, а затем в связи с почетной встречей его отца, Филарета Никитича, возвратившегося из польского плена в 1619 году
[156]. «Безместие», бывало, касалось аристократов, приглашенных к великому государю либо святейшему патриарху за стол или для участия в монаршем походе на богомолье.
Таков далеко не полный список ограничений, накладывавшихся при Михаиле Федоровиче и Алексее Михайловиче на местническую традицию. Привести все случаи, когда правительство решало: «без мест!» — просто нереально. Число малых и больших «заслонок», за несколько десятилетий поставленных перед мощным потоком местнической стихии, в действительности гораздо больше. Но даже в таком, урезанном, виде их реестр производит внушительное впечатление.
Очень хорошо видно: правительство первых Романовых по мере сил ущемляло местнические порядки, не решаясь, впрочем, отменить их полностью. Но с течением времени подобное преобразование становилось всё более необходимым и всё менее трудным делом.
На протяжении нескольких десятилетий правительство с разных сторон подходило к айсбергу местничества и откалывало маленькие кусочки. Айсберг, разумеется, уменьшался, но габариты его оставались весьма внушительными. Эта политика — медленного сокращения ледяной горы — перешла по наследству от государя Алексея Михайловича к его сыну.
* * *
С начала царствования Федор Алексеевич показал, что не благоволит местническим порядкам. Однако и при нем случилось несколько крупных тяжб, а также горсть мелких, принесших изрядную «докуку» правящему кругу. Следуя курсом отца и деда, Федор Алексеевич предпринял новые меры по ограничению местничества.
Так, полное «безместие» было объявлено на время торжеств, связанных с венчанием на царство. Особым указом сообщалось: «Како по милости всемогущего Бога приспеет время венчатися ему великому государю своим царским венцом и восприятии скипетр Всероссийского царства… и во время того действа во всех чинах указал он… боярам и окольничим и думным и ближним людям стольникам и стряпчим бытии без мест по его государеву изволению, где кому он, великий государь, укажет. И… государев указ сказати всем и в Розряде в книгу записати и закрепити думным дьякам своими руками
[157] чтобы никому ни до кого в тех чинах в случаях дела не было…»
[158]
Указом от 2 ноября 1679 года объявлялось, что для крестных ходов при сопровождении икон всякое местничество отменяется под страхом конфискации земель и «отнятия чести»
[159].
На южном фронте, обращенном против Турции и Крымского ханства, дверь перед местничеством оказалась запертой на несколько лет (1678—1681). Военные действия 1677 года, как на грех, были сильно хаотизированы спорами воевод, а также их соперничеством в «счетах об отечестве». Так что вновь объявленное «безместие» явилось мерой вынужденной и закономерной.
А весной 1680 года вышел указ, согласно которому во всех бумагах, касающихся гражданского управления, предписывалось называть только начальствующих лиц соответствующего ведомства («приказа»), без их помощников и заместителей
[160]. Таким образом, исчезала почва для местничества между людьми, занимавшими в приказах не первые позиции. Но это были довольно скромные шаги. Между тем в Боярской думе и близком окружении царя сложился круг людей, имеющих высокие чины при очевидной слабости местнических позиций. Их «общая масса» могла стать хорошей опорой для более решительных преобразований.
Через полгода последовало очередное объявление «безместия» в действующей армии. А 24 ноября 1681 года вышел указ Федора Алексеевича о полном и бесповоротном упразднении местничества
[161]. Вот он-то и стал решительной мерой, намного превосходившей по масштабу всё сделанное в этом ключе при других московских государях.
