В общем, госпиталь я покидал не в лучшем настроении, да и чувствовал себя пока плохо. Не так, как вчера, но все равно было муторно, и тело слушалось с трудом. Но чувства эти вскоре отошли на второй план: выходя из госпиталя, я столкнулся с Нойшарэ.
— Привет. Выглядишь гораздо живее, чем вчера, — с неуверенной улыбкой ответила она на мое приветствие.
— Это не может не радовать. А ты здесь… как?
— Заглянула на перевязку. — Она недовольно наморщила нос, неопределенно взмахнула рукой, на которой белел бинт. — Глубокая царапина, но Лар решил перестраховаться, да к тому же этот целитель его давний приятель. А так вообще мне на Рыночную площадь. Ты не знаешь, Грай очнулся?
— Тагренай нынче всем нужен, — заметил я со смешком. — Целитель говорит, раньше завтрашнего дня можно об этом даже не думать.
— Вот же зараза. — Ойша состроила недовольную гримасу.
— А тебе-то он что успел сделать?
— Лично мне ничего, просто уже очень хочется, чтобы вся эта катавасия прекратилась. Приехала куча чужаков, и город как будто с ума сошел. Обвинять в этом Грая, конечно, нельзя, но мне кажется, если бы он сейчас находился в сознании, все это происходило бы как-то более… организованно, что ли?
— А ты хотя бы примерно знаешь, что происходит в городе? Расскажи, пожалуйста.
В первые мгновения разговор клеился с трудом: кажется, мы оба испытывали одинаковую неловкость и не знали, как вести себя сейчас. Мне, с одной стороны, очень хотелось вспомнить о поцелуе, сказать что-то ласковое, правильное, хорошее. Но с другой — я прекрасно помнил все свои рассуждения на эту тему и понимал, что гораздо лучше сделать вид, что ничего не было. Если я понимаю, что не имею ни единого шанса получить то, что хочу, зачем усугублять ситуацию и делать еще больнее? Ладно бы только себе, но…
Во мне крепла уверенность, что чувства Ойши близки к моим собственным. Если бы она сердилась на меня или обижалась, то не шла бы сейчас рядом и не искала бы, как я, темы для разговора, чтобы заполнить пустоту и отвлечься от щемящего чувства недосказанности. Девушка поглядывала искоса, хмурилась, и в задумчивом взгляде ощущался привкус горечи.
Хорошо, что нам было о чем поговорить, не рискуя коснуться опасной темы.
Нойшарэ Л’Оттар
Самым неприятным в сложившейся вокруг ратуши ситуации было навязчивое желание пойти в госпиталь и тихо и незаметно придушить ужастика подушкой. Совсем неуместное, бесполезное, но такое горячее, что становилось даже немного неловко.
Дело в том, что коллеги Грая отреагировали на его призыв с достойным лучшего применения энтузиазмом и начали прибывать в город с полудня. Может, и раньше, но в нашу лавку они заявились именно в это время. Судя по скорости прибытия, добирались они не из столицы, а максимум из соседних лаккатов.
К вечеру стало очевидно, что это настоящее нашествие похуже всех прежних визитов Серых. А самое досадное, что город, похоже, пал почти без боя.
Из ратуши выставили всех обитателей и служащих, площадь оцепили стражи, и сейчас там заправлял какой-то немолодой маг, энергичный как бешеный искрий. Конечно, сделано это было отчасти для блага людей, потому что никто не знал, как поведет себя неведомое существо: покидать ратушу в ближайшем будущем оно явно не собиралось, да и вступать в переговоры не спешило, если вообще было на такое способно. И ограничься пришлые только этим, я бы слова не сказала против.
Беда в том, что дотошный Тагренай успел отправить какой-то на диво подробный отчет о своих изысканиях, где не забыл упомянуть меня добрым и, увы, не единственным словом. Клетку с Серым переместили на площадь, туда же попытались переселить и меня, причем, боюсь, в соседнюю клетку, но тут вступился Лар. Все логичные аргументы чужаков о важности и необходимости их исследований не только для страны, но и для Баладдара, разбивались о суровую морду отставного Пограничного и короткую, многократно повторяемую фразу «через мой труп». На конфликт с ним благоразумно не пошли, поэтому пошли на компромисс: в полевой исследовательский лагерь, расположенный на краю Рыночной площади, меня обязали ходить как на работу и торчать там с утра до вечера.
Просидев полдня истуканом на стульчике в палатке, я с отчаянием утопающего уцепилась за возможность отсрочить продолжение тоскливого просиживания штанов и согласилась сходить на перевязку в госпиталь. Даже удостоилась похвалы от целителя за аккуратность и прилежание, с которых стоило брать пример каждому пациенту.
Увы, приходить в себя ужастик не спешил, а кроме него, призвать разбушевавшихся магов к порядку явно было некому.
Но имелся во всей этой странной ситуации и плюс: ничего секретного исследователи в происходящем не видели, меня воспринимали как предмет интерьера и без оглядки обсуждали при мне все промежуточные результаты и обнаруженные закономерности.
Так я узнала, что Тагреная действительно планировали принести в жертву, что должно было укрепить клетку, причем планировали именно благодаря его огромной силе. Судя по всему, жертвы для поддержания заклинания требовались редко, раз в несколько десятков лет, но каждая следующая должна была быть значительно сильнее предыдущей, и ныне живущих магов подходящего потенциала насчитывалось всего около десятка, заманить же Грая оказалось проще. Одно дело заманить в ловушку любопытного и азартного мальчишку, и совсем другое — циничного осторожного мастера, который просто уедет при первых же признаках опасности.
Во время драки в алхимической лаборатории, подробности которой не слишком-то интересовали магов, среди прочего пострадал тот самый нож, с которого все началось и который приносил мне на освидетельствование Тагренай. Однако жертву, очевидно, собирались приносить именно им, им же приносили предыдущие, и лично мне это объяснило причину неприязни клинка к Граю: если он активно «питался» кровью именно хаоситов, неудивительно, что «привык». А вот кого еще убивали этим ножом, было неясно, а исследователи не спешили выяснять. Не исключено, что эти мои слова ужастик просто им не передал. В любом случае изъеденный коррозией безнадежно испорченный нож все это время валялся на столе и никого не интересовал. Он сейчас казался жалким и вызывал у меня только сочувствие.
Некое подобие этого чувства вызывал и запертый в клетке сосед, Серый. В полном смысле пожалеть это существо я не могла, слишком много боли его сородичи принесли городу и лично мне, но… кажется, гуманней было бы его прикончить. Ученые не пытали и не так чтобы очень мучили тварь, но выглядела она жалкой и потерянной. Забившись в угол, прижав уши, периодически тихонько жалобно поскуливала на одной ноте и испуганно косилась в сторону ратуши, отделенной от нас полотнищем походного шатра.
Если верить словам магов, именно освобожденная от оков чужой воли сущность в ратуше столь угнетающе действовала на Серого, причем эмоции существа можно было толковать как аналог простого человеческого стыда. Исходя из этого, а также других обстоятельств, исследователи только подтвердили предположение о связи тварей с плато и обитателя ратуши. Более того, эта загадочная сущность явно имела определенную власть над Серыми, природа ее пока оставалась непонятной. То есть предположения имелись, но утверждать что-то наверняка маги не брались.