А остальные поступки, не считая самого факта моей сдачи в плен, вполне логичны. Когда возникло подозрение, что меня назначили на роль жертвы, я на всякий случай поинтересовался некоторыми подробностями подобных ритуалов. Найти удалось немногое, все-таки знания эти много лет уже относятся к числу запрещенных, по крайней мере, для широкой общественности. Но мне и этого хватило. Общеизвестно, что кровь как таковая имеет большую силу, особенно — кровь мага. А книги дополнительно подсказали, что кровь жертвы, пролитая силой, и кровь, отданная добровольно, несут… скажем так, противоположный заряд. Если чужой кровью и жизнью, которая многократно усиливает жертву, намеревались укрепить клетку, то добровольно пролитая кровь совершенно расшатала чары. Насколько я понял, хоть момент принесения жертвы Навираш и упустил, разрушить все то, что сумели нагородить его предшественники, оказалось не так-то просто. Если бы он умел, он бы смог восстановить все как было, но наш противник, к счастью, пренебрегал точными науками. Подозреваю, ритуалы он начал изучать очень недавно. Скорее всего, родной отец не посвящал его ни во что до тех пор, пока был жив прямой наследник, а после у лакката не осталось другого выбора. К тому же явно имело значение конкретное место, в котором требовалось принести эту жертву, поэтому меня и вынудили согласиться на кандалы: рисунок служил точкой привязки. А сейчас клетка, насколько я понимаю, окончательно рухнула или как минимум перестала этой сущности мешать. Но подробности надо изучать на месте, я, уходя, смутно осознавал окружающую реальность.
— Родной отец? — растерянно переспросил следователь.
— Я предполагаю, что отцом Раймэра Л’Амишшара, нынешнего лакката, был другой человек, тогда как Навираш — на самом деле сын покойного, который, судя по всему, об этом знал. Правда, как это аккуратно проверить, не пустив слухов и не осложнив жизнь Раймэра, я пока не придумал.
— Ну, последнее сделать несложно, а аккуратность нам сейчас не так важна. Потревожу все-таки Венгора, слишком много к нему накопилось вопросов, — сообщил следователь.
— Кстати, как ваш советник по обороне? У меня сложилось впечатление, что он под каким-то воздействием. Хотя, возможно, это действительно болезнь.
— Проверим, — кивнул законник. — Но я сомневаюсь, что это на самом деле так: он в последние месяцы был достаточно плох, совсем не выходил из ратуши, а смерть сына его вовсе подкосила. Полагаю, он не доживет не то что до суда, даже до начала процесса. Но вернемся к сущности в ратуше. Почему она, коли обрела свободу, не спешит ею воспользоваться??? — вопросил следователь.
— Это у нее спрашивать надо. Может, ей там понравилось, — насмешливо предположил я. — Она не слишком-то интересовалась моим мнением и моими желаниями. Да, кстати! А как северянин, который был там со мной?
— Сбежал из госпиталя в гостиницу, — пожал плечами собеседник. — Он пострадал меньше вас.
— Это радует, — вздохнул я в ответ. — Его-то как раз я во все это втянул и здорово ему должен. А тела-то нашли?
— Нашли. То, что от них осталось, — поморщился Тайма-реи. — Впрочем, по обрывкам ауры сумели опознать. Все стражи оказались перевертышами.
— Я что-то такое и подозревал. Ах да, чуть не забыл, прояснилась еще одна деталь. Установили личность курьера, он действительно родом из Баладдара, из трущоб. Обычная история, потерял семью в один из набегов. Удалось разговорить его соседей, те сказали, что он и правда уехал в столицу и пребывал перед этим в сильном оживлении и непривычно хорошем настроении.
— То есть был не просто курьером, а заинтересованным курьером, который, по всей вероятности, знал, что именно везет?
— Похоже на то. И очень хотел добраться до цели. Но это только начало. Самое любопытное, что он всегда весьма нелестно отзывался о власти предержащей из ратуши и сроду никогда с ней не общался, да и от тамошних работников низшего звена держался подальше. Более того, по словам соседей, он верил только одному-единственному другу, который пропал без вести седмицу назад. С одной стороны, мало ли куда мог пропасть житель трущоб, но с другой — у него осталась дочь-подросток, у которой больше нет родственников и о которой он очень заботился, более того, старательно скрывал ее и прятал от всего мира.
— Так это же тот перевертыш, что напал на Ойшу! — сообразил я. — В городе не так много жителей, чтобы подобная история могла повториться в точности за какие-то несколько дней!
— У меня тоже появилось подобное предположение, — сообщил законник. — И оно подтвердилось. Тот покойник — действительно отец этой девочки. Судя по всему, когда чары, запирающие сущность в ратуше, начали слабеть, он предпринял попытку позвать на помощь, и послание — как раз его рук дело. Вернее, пытался что-то сделать не только он. Подтвердилось ваше предположение о выработках, незаконно ведущихся в ближайшей к городу дудке Кузнеца. Там работали частью — перевертыши, частью — обычные люди, первые под воздействием клятвы заодно выступали тюремщиками. Перевертыши, освободившиеся от каторжных работ на выработках, идут на контакт неохотно, но удалось установить, хоть и без доказательств, что с момента смерти старого лакката среди них сформировалось некоторое подполье, куда входили и родственники с друзьями из числа городских жителей, причем знали они только о шахте, и помощи просить было не у кого: верхушка замазана, и неизвестно, кому вообще можно доверять, а за пределами Приграничья они тем более никому не верили. Некоторые из перевертышей, в основном магически одаренные и самые сильные, находились в привилегированном положении, они жили на поверхности, выполняли работу там и даже имели право заводить семьи. Еще это относилось к женщинам, хотя бы их не заставляли работать в шахте, но были и мужчины, которых почти не трогали. Пожаловаться властям они не могли, поскольку тоже никому не верили, да и воля «хозяина ключа» мешала, а покинуть Баладдар — тем более не могли: их привязывала сущность из ратуши. Да и куда им идти, если все остатки народа здесь? Подозреваю, их сохраняли «на развод», иначе вид неизбежно вымер бы. Подполье же возникло потому, что наследник «ключа», отпирающего клетку, не умел как следует пользоваться своими возможностями, давал расплывчатые приказы и оставлял лазейки. Но ваша теория о том, что Навираш на самом деле — сын покойного лакката, многое объясняет. Мне было непонятно, почему выбор старика пал именно на этого человека, но родная кровь, полагаю, имеет смысл с магической точки зрения. То же самое тайное общество, надо думать, было причастно и к взрыву возле дома мастера Л’Оттар. Мы пытаемся вычислить всех причастных, даже до обысков пока дело не дошло.
— Вы только не предъявляйте им обвинения в попытке убийства, — попросил я. — Давайте считать, что они просто хотели меня припугнуть. Я им даже в чем-то благодарен: если бы не это происшествие, не оказался бы я в доме Ойши, и все могло сложиться куда хуже. Да и мотивы оказались более чем благородные, и я вполне их понимаю. Хотя и не понимаю, почему нельзя было поговорить со мной прямо.
— Жители Приграничья недоверчивы, — виновато развел руками следователь. — Впрочем, я вообще не уверен, что мы сумеем хоть что-то найти. Людей не хватает, гораздо важнее сейчас вычислить тех, кто знал о выработках и как-либо в них участвовал. Жду не дождусь, пока прибудут ваши коллеги из столицы, чтобы помочь с этим делом. Нам, конечно, и исследователей слишком много, но те хоть принесут пользу.
