– Вы, конечно, знаете, что произошло?
Себастьян угрюмо кивнул.
– Чувствуешь себя… Как это лучше выразить? Делается почти стыдно за себя. – Он словно оправдывался перед ней в том, что за все время завтрака ни разу даже не вспомнил о дяде Юстасе. – Понимаете, стыдно, что сам ты преспокойно продолжаешь жить.
Миссис Твейл окинула его взглядом. Потом пожала плечами:
– Но в том-то и состоит жизнь. В физиологическом отрицании необходимости почтительности, хороших манер и даже христианской веры. Но вы ведь даже не считаете себя христианином, не так ли?
Он покачал головой. Миссис Твейл продолжила, задав ему, казалось бы, не относящийся к теме вопрос:
– Сколько вам лет?
– Семнадцать.
– Семнадцать?
Она снова посмотрела на него, но на этот раз более пристально, с выражением такого нескрываемого удивления, что Себастьян начал краснеть и опустил глаза.
– В таком случае, – продолжала она, – вдвойне глупо с вашей стороны чувствовать вину за то, что вы еще живы. В вашем возрасте пора бы уже знать, в чем состоит суть истинного смысла жизни. В бесстыдстве. Прежде всего в полнейшем бесстыдстве.
Ее красивое, словно сошедшее с гравюры лицо сложилось в комическую маску, когда она издала чуть слышный и деликатный смешок. Затем, вдруг сделавшись надменно серьезной опять, она открыла сумочку и достала карандаш.
– Нужно будет отправить целую пачку телеграмм, – сказала она спокойным, сугубо деловым тоном. – Вам придется помочь мне с некоторыми адресами.
Через несколько минут появился дворецкий и объявил, что ему удалось связаться с мистером Пьюзи, который предложил взять на себя все хлопоты, связанные с похоронами.
– Спасибо, Гвидо.
Дворецкий ответил чуть заметным наклоном головы, повернулся и безмолвно вышел. Служебный ритуал был им выполнен безукоризненно, но Себастьян заметил на его лице следы ранее пролитых слез.
– Что ж, это большое облегчение, – сказала миссис Твейл.
Себастьян кивнул.
– Вся эта похоронная волокита, – заметил он. – Нет ничего ужаснее.
– Но она не так ужасна, как осознание того, что смерть еще более бесстыдна, чем жизнь.
– Более бесстыдна?
– Да, позорна. Потому что вы, по крайней мере, не разлагаетесь, когда занимаетесь любовью, едите или же испражняетесь. В то время как после смерти… – Она скорчила гримасу. – Вот почему люди готовы тратить целые состояния на последние причастия, бальзамирование или свинцовые гробы. Но как насчет телеграмм? – Миссис Твейл посмотрела на листок со списком имен. – Миссис Поулшот, – прочитала она. – Куда послать сообщение ей?
Себастьян не сразу нашел ответ. Тетя Элис и дядя Фред отправились в автомобильную поездку по Уэльсу. Лучше всего отправить телеграмму в Лондон и надеяться, что с ними свяжутся.
Миссис Твейл записала продиктованный им адрес.
– Кстати, о бесстыдстве, – сказала она, потянувшись за следующим бланком телеграммы. – Мне доводилось водить знакомство с девицей, которая лишилась девственности в Страстную пятницу в Иерусалиме прямо над храмом Гроба Господня. Так, теперь, что нам делать с твоим отцом?
– Он отплыл в Египет вчера вечером… – начал Себастьян.
Но внезапно сквозь открытую дверь донесся громкий, хриплый и властный зов:
– Вероника! Вероника!
Ничего не сказав ему в ответ, миссис Твейл поднялась и в сопровождении Себастьяна перешла в гостиную. Их встретила буря писклявого лая. Пятясь назад с каждым сделанным ими шагом, Фокси VIII почти исходил в неистовстве. Себастьян перевел взгляд с собачонки на ее хозяйку. Ее нарумяненное лицо выглядело еще более отталкивающим в контрасте с черным платьем и шляпой. Королева-мать маленькой и трясущейся фигуркой стояла рядом с солидных размеров горничной.
– Тихо! – незряче выкрикнула она в направлении лая. – Возьми его на руки, Гортензия.
На руках у служанки Фокси пришлось довольствоваться всего лишь тонким рычанием.
– Мальчик тоже здесь? – поинтересовалась миссис Гэмбл и, когда Себастьян вышел вперед, спросила почти с триумфом в голосе: – Ну и что ты обо всем этом думаешь?
Себастьян пробормотал, что, по его мнению, случилось ужасное несчастье.
– Но ведь не далее как вчера, – продолжала Королева-мать тем же тоном, – я объясняла ему, что ни один толстяк еще не доживал даже до семидесяти лет. Не говоря уже о более почтенном возрасте. Вы уже послали телеграмму Дэйзи или еще нет?
– Я скоро собираюсь отправить сразу все телеграммы, – ответила миссис Твейл.
– И, представьте, эта гусыня унаследует все! – воскликнула Королева-мать. – Да что она будет со всем этим делать? Хотела бы я знать. С картинами Юстаса и с мебелью. В свое время я не уставала уговаривать Эми не отписывать ей всего имущества. – Внезапно она повернулась к горничной: – А ты какого лешего торчишь здесь, Гортензия? Пойди и займись чем-нибудь полезным. Неужели сама не видишь, что мне ты не нужна?
Женщина молча попыталась уйти.
– А где Фокси? – послала возглас Королева-мать в сторону удалявшихся шагов. – Отдай мне его.
И она вытянула вперед пару украшенных драгоценными камнями клешней. Собачка была передана ей.
– Мой маленький Фокси-мопси, – с нежностью выдохнула миссис Гэмбл и склонилась, чтобы потереться щекой о шерстку животного. Фокси в ответ лизнул ее. Королева-мать хрипло фыркнула и вытерла лицо пальцами, размазав румяна по своему острому и довольно-таки волосатому подбородку. – Ему было всего пятьдесят три, – продолжила она, поворачиваясь к остальным. – Просто нелепость. Но чего еще мог ожидать человек, отпустивший такое брюхо? Мальчик! – резко позвала она. – Дай-ка мне свою руку.
Себастьян выполнил ее просьбу.
– Я хочу, чтобы ты показал мне место, где он покинул этот мир.
– Вы имеете в виду… – начал он.
– Да, именно это, – рявкнула Королева-мать. – Ты можешь остаться здесь, Вероника.
Медленно и осторожно Себастьян двинулся к двери.
– Почему ты почти совсем не разговариваешь? – спросила миссис Гэмбл, когда они прошли в молчании несколько ярдов. – Я много знаю о футболе, если эта тема тебя интересует.
– Нет, не особенно… Мне более интересна… Я интересуюсь поэзией и всем, что с ней связано.
– Поэзией? – повторила она. – Ты сам пишешь стихи?
– Немного.
– Очень занятно, – заметила Королева-мать. Потом после паузы добавила: – Я как-то останавливалась в доме, где в то же время одним из гостей был мистер Браунинг. Никогда больше не встречала человека, который бы так плотно завтракал. Никогда. За исключением, вероятно, короля Эдуарда.
Они прошли через вестибюль в короткий темный коридор. Дверь в его конце все еще стояла нараспашку.
