– Прошу прощения. Заряд недолго держится, – Шара направилась к массивному, кое-как собранному генератору и подключила к нему рентгенограф.
Танос сжал кулаки. Кабинет лекаря за долгие годы почти не изменился – те же склянки и миски, те же знакомые инструменты.
– Что, ничего нельзя сделать? – прошептал он.
– У древних были… нет, не лекарства, а методы лечения. Радиация, химия. Эти знания давно утеряны, – Шара указала на генератор. – Я и диагноз-то смогла поставить только потому, что вы смогли починить просвечивающий прибор.
Танос сердито посмотрел на нее. Здравый смысл подсказывал, что вины Шары в болезни Масики нет, но какой она лекарь, если только и может, что беспомощно разводить руками?
– По крайней мере, вы все знаете, – сказала она.
Танос угрожающе двинулся на нее. Шара испугалась.
– Ты совсем недавно стала лекарем, – прорычал он. – Быть может, твоих навыков недостаточно.
Не отводя взгляда, Шара позвала мать.
На пороге появилась старая Хара. Она едва шевелила разбитыми артритом ногами, но взгляд ее был все так же ясен и проницателен, как в тот день, когда она помогла родиться сыну Таноса.
Шара объяснила матери суть проблемы. Та обошла комнату, остановившись перед подносом с инструментами. Осмотрела старые скальпели, зажимы, шприцы, взглянула на мерцающий экран рентгенографа. Затем, повернувшись к Таносу, она обвела все это руками и сказала:
– Больше у нас ничего нет.
Масика слабела с каждым днем, и ее поддерживало все племя. Если Таноса и детей не было дома, за ней присматривали соседи. Регулярно навещал ее и ушедший на покой Паган, принося еду и лекарства.
А’Ларс вырос высоким, скуластым. Однажды он встретил Таноса во дворе дома. Тот заметил, что сын плакал.
– Отец, – сказал А’Ларс, – чем я могу помочь?
Танос взглянул сыну в глаза, и впервые осознал, что тот вымахал выше него.
– Следи за посевами, – ответил Танос.
Он вошел в дом. Масика полудремала в гостиной, бормоча что-то невнятное. Танос остановился и подложил ей под голову подушку.
Масика тронула его за руку.
– Можешь выключить эти звонки? – она улыбнулась, будто бы рассказывала какую-то понятную только им двоим шутку.
В мастерской Танос собрал столько приборов отца Масики, сколько влезло в рюкзак. Тихо прокравшись мимо жены на обратном пути, он отправился в поля, к окраине фермы. Соседи еще не вышли на работу, даже на бойне было тихо. Никто не мог увидеть его здесь.
Он высыпал приборы на землю и почувствовал, как спину прострелило болью. «Мое тело стареет, – подумал он, приглаживая поредевшие волосы. – Оно ведь всего лишь человеческое. Слишком человеческое».
Он осмотрел приборы. Секстанты, компасы, телескопы, пробирки, счетчики кислотно-щелочного баланса. Похожий на наручные часы аппарат для измерения содержания в воздухе углекислого газа.
– Я смогу, – сказал себе он. – Я решу эту загадку.
Весь день и всю ночь он провел за опытами. А’Ларс отыскал его, но решил не беспокоить. Наутро Паган принес ему еды и молча поставил на землю. Занятый изучением почвы, Танос не обратил на него внимания.
В итоге он так и не узнал ничего действительно важного – лишь некоторые особенности движения небесных пластин и кое-что о генетических модификациях местных животных. Вельт оставался загадкой, мозаикой, в которой не хватало доброй половины фрагментов. Закрытой комнатой без окон и дверей.
Когда Танос вернулся, Масика ждала его, сидя на качелях.
– Я потерпел неудачу, – сказал он. – Нам отсюда не выбраться.
Масика улыбнулась ему. На ее лице появилось несколько свежих морщин, но улыбка была такой же озорной, как и прежде.
– Я и не… – Масика поморщилась от боли. – Я и не хочу отсюда выбираться.
Танос присел рядом с ней. В груди щемило. Он должен был оставаться сильным, должен был держаться ради Масики, но слишком устал и не мог найти нужных слов.
– Не грусти, – сказала Масика. – Лучше приготовь мне кролика…
Ее слова прервал приступ кашля. Танос легонько похлопал ее по спине, пока кашель не прекратился.
– Лучше чаю, – сказала она.
– Эта болезнь называется «рак», – сказал Танос. – Как я понимаю, среди вас ей никто не болел?
Лорак посмотрела на него с удивлением. Она больше не была маленькой девочкой; должно быть, ей было уже за сорок. В ее волосах уже появились седые пряди, а во рту, как и в детстве, недоставало нескольких зубов.
– Среди Народа, – уточнил Танос.
Они находились в доме на окраине деревни Апага. Стены были голыми, на одиноком столе стояло несколько чашек. Лорак с небольшой группой соплеменников пришла сюда в рамках культурного обмена. Ее пригласил Танос, зная, что она с детства интересовалась бытом Апага.
– Я… – Лорак запнулась. – Я никогда не слышала слова «рак», это правда.
– Народ ведь питается только овощами и травами?
Лорак кивнула.
Открылась дверь. На пороге появилась Хетер, дочь Таноса.
– Ой, – сказала она. – Отец?
Хетер покосилась обратно на дверь, словно желая сбежать.
Танос нахмурился. Чем хуже становилось Масике, тем отстраненнее вела себя дочь. Она редко навещала мать и вовсе не разговаривала с отцом.
– Хетер часто сюда наведывается, – сказала Лорак. – Мы с ней много общаемся.
Хетер потупила взгляд. Она была подростком – сложный, переходный возраст, когда ты уже не ребенок, но еще и не взрослый. Фигурой она уже напоминала мать.
– Лорак – моя давняя подруга, – объяснил Танос, пусть Хетер и так это знала. – Когда я оказался на Вельте, она была первой, кого я встретил.
Лорак улыбнулась.
– Да уж, тогда он еще грезил завоеваниями.
– Народ, – Танос шагнул к Хетер, – придерживается другой диеты, их питание отличается от нашего. Я подумал, что это могло защитить их от определенных болезней.
Не поднимая головы, Хетер кивнула. Уходить она передумала.
Танос обратился к Лорак:
– Может, твоему отцу известно больше? Я, правда, не заметил в обменных списках его имени.
– Он умер в прошлом году.
– Не знал. Мои соболезнования.
Танос вспомнил худощавого светловолосого мужчину, который много лет назад принял его в деревне Народа. Тогда Морак казался ему глупым, наивным. Теперь же Танос чувствовал сожаление. Ему стоило познакомиться с ним ближе.
– У него была гниль, – объяснила Лорак. – Она сожрала его изнутри.
– Ох, – только и смог ответить Танос. – Ох.
