В апреле 1786 года к Вашингтону заехал Филип Далби, местный рабовладелец, и поделился с соседом своим возмущением. Он был по делам в Филадельфии с рабом-мулатом, которого сбили с пути квакеры-аболиционисты и склонили к побегу. Далби подал на них в суд и напечатал статью в александрийской газете, предупреждая плантаторов о подрывной деятельности квакеров. Вашингтон разделял его чувства; он написал своему другу Роберту Моррису в Филадельфию: если квакеров не обуздать, «никто из тех, чье несчастье иметь слугами рабов, не станет наведываться в этот город без крайней необходимости, иначе они будут рисковать своей собственностью или понесут убытки, нанимая для оного путешествия слуг иной породы». Он подчеркивал, что сам страстно желает отмены рабства, но для этого есть лишь один путь — принятие соответствующего закона.
В самом деле, после отказа Вашингтона от трудоемкого производства табака рабы стали для него обузой. К февралю 1786 года на пяти фермах проживало 216 рабов, из которых 92 — дети. Их надо было кормить, одевать, лечить… Между тем Лафайет приступил к осуществлению своего плана: купил большую плантацию сахарного тростника в Кайенне, во Французской Гвиане, и начал освобождать семь десятков прилагавшихся к ней рабов, платя жалованье взрослым работникам, устраивая школы для детей и запрещая торговлю людьми. Своему управляющему он велел покупать новые земли и освобождать на них рабов. Вашингтон похвалил его в письме, назвав его поступок «великодушным и благородным доказательством человечности». «Если бы Богу было угодно, чтобы такой настрой распространился повсеместно среди людей нашей страны! Но я не чаю того увидеть», — писал он 10 мая 1786 года. Правда, сам он не считал нужным давать своим рабам образование, однако жена Лунда Вашингтона, женщина благочестивая, учила их читать и раздавала им Библию.
Заложник своей славы, с настоящими друзьями Вашингтон общался только по переписке. Но их круг постепенно редел. 19 июня 1786 года 43-летний Натанаэль Грин, погрязший в долгах (он выступал поручителем поставок для Континентальной армии), скоропостижно скончался от кровоизлияния в мозг в своем имении близ Саванны, штат Джорджия. Вашингтон носил по нему траур несколько месяцев и сам предложил оплатить образование его сына Джорджа Вашингтона Грина. Он понимал, что страна лишилась человека, рожденного для великих дел. А потребность в таких людях была велика как никогда.
В стране назревал кризис: чтобы расплатиться с долгами, правительство повысило земельный налог. Разорившиеся фермеры врывались в суды и уничтожали дела о продаже земель за долги. Милиционные войска нередко принимали их сторону. В нескольких городах Новой Англии народ взял штурмом долговые тюрьмы и освободил заключенных. В некоторых графствах штата Род-Айленд восставшие захватили власть, а на своем съезде жаловались на гнет несправедливых законов и требовали расчета по старым долгам бумажными деньгами. Генерал, читавший вороха газет и общавшийся с самыми разными людьми, не мог этого не знать. Однако он не находил в себе ни сил, ни желания вновь оказаться на передовой, тем более что и здоровье не позволяло: в конце августа его две недели била лихорадка, и доктор Крейк прописал ему отвар из коры хинного дерева. «Удалившись от света, я прямо признаю, что не могу чувствовать себя беспристрастным зрителем, — писал он 15 августа 1786 года Джону Джею. — И всё же, счастливо приведя корабль в порт и разгрузив, я не намерен вновь пускать его по мятежным волнам».
АВТОРИТЕТ
В сентябре 1786 года в Аннаполисе состоялось совещание, посвященное торговле между пятью штатами. В ходе дебатов выяснилось, что единственный способ разрешить торговые споры — в корне изменить Статьи Конфедерации, документ, служивший чем-то вроде конституции, закрепляя полномочия центральных органов и штатов. Один из участников встречи, Александр Гамильтон, составил смелое коммюнике, призывая 13 штатов прислать делегатов на Конвент в Филадельфию в мае следующего года для принятия новой конституции. Через два дня после встречи в Аннаполисе глава виргинской делегации Эдмунд Рэндольф уже был в Маунт-Верноне и вводил в курс дела его хозяина, который поддержал призыв Гамильтона: он всегда считал Статьи Конфедерации ущербным документом, «веревкой из песка». В октябре к нему приехали Джеймс Мэдисон и Джеймс Монро, тоже бывшие на совещании, и все вместе три дня разбирали по полочкам Статьи Конфедерации. Гости явно пытались вытащить Вашингтона из его «берлоги» и заставить заняться высокой политикой.
Осенью восстание фермеров охватило Массачусетс. Во главе его стоял Даниель Шейс, в свое время отличившийся в боях под Бостоном и получивший чин капитана милиционных сил. Его «войска», вооруженные вилами, облачились в старые мундиры Континентальной армии. «Ради бога, скажите мне, в чем причина всех этих потрясений, — писал встревоженный Вашингтон 22 октября Дэвиду Хамфрису. — Если требования законны, почему их не удовлетворяют? Если это просто распущенность, почему правительство сразу не вмешается?» «Они вмиг ощутили собственную бедность в сравнении с богатыми, — объяснил ему Генри Нокс, которого просили возглавить подавление восстания, — и хотят обратить частную собственность в общую». Его воспаленное воображение рисовало картину: по Новой Англии рыщет целая армия из двенадцати тысяч головорезов, бросивших вызов законному правительству. Хамфрис, со своей стороны, пророчил гражданскую войну.
В это же время Мэдисон сообщил Вашингтону, что виргинское Законодательное собрание намерено назначить его главой делегации штата на Конституционный конвент в Филадельфии. Отставной главнокомандующий оказался в неловком положении: он уже отказался от приглашения участвовать в съезде Общества Цинциннатов, намеченном на то же самое время — май 1787 года, — и дал понять, что не будет переизбираться его председателем, ссылаясь надела и расстроенное здоровье: приступы малярии и новой для него хвори — ревматизма. У него так разболелась рука, что нельзя было даже поднять ее или перевернуться в постели на другой бок. Поэтому 18 ноября он написал Мэдисону, что не сможет поехать в мае в Филадельфию; к тому же он еще в 1783 году пообещал, что не станет заниматься политикой.
Но не думать о политике было невозможно. В ноябре люди Шейса воспрепятствовали проведению судебной сессии в Вустере. Губернатор штата Бодуэн объявил руководителей восстания вне закона и назначил награды за их головы. В конце года Шейс попытался захватить арсенал в Спрингфилде, чтобы осадить Бостон, как в 1775 году; нападение отбили залпами картечи, несколько человек погибли. На следующий день подоспел генерал Бенджамин Линкольн с четырьмя тысячами солдат и рассеял отряд Шейса. Тогда он разбился на мелкие группы. Восстание грозило перекинуться из Массачусетса на другие штаты. «Горючий материал имеется в каждом штате, — писал Вашингтон Джеймсу Мэдисону, — и искра может зажечь пламя… Если мы не изменим нашего политического кредо, то надстройка, которую мы воздвигали в течение семи лет с такими большими издержками — золотом и кровью, — должна пасть. Мы стоим на краю анархии и беспорядка…»
Нокс разбил повстанцев; Шейс сдался и вместе с тринадцатью соратниками был приговорен к смертной казни. Теперь уже Вашингтон требовал проявить милосердие к побежденным, чтобы не создавать порочного круга жестокости и насилия. Они были помилованы.
