Нового ученика приняли с распростертыми объятиями, и Вашингтон заказал для него в Лондоне целую сотню книг, по большей части на латыни.
В первом письме родителям юного Кастиса льстивый Баучер умильно нарисовал ангелоподобный портрет своего подопечного — «мальчика до того скромного и смиренного», «безобидного, как голубок», и лишенного «мудрости змеи», что «вряд ли есть другой юноша с такими задатками доброго и способного человека, как Джон Кастис». Вашингтон несколько успокоился: он-то, говоря начистоту, считал Джеки лодырем и оболтусом, отлынивающим от занятий, которые требуют усидчивости и сосредоточенности, и предпочитающим развлечения; но, возможно, в умелых руках опытного наставника его пасынок преобразится и из него еще выйдет толк…
Итак, Джеки, казалось, направлен на путь истинный, но тут Пэтси подала повод для беспокойства. Нет, Джордж просто обожал свою хорошенькую умненькую падчерицу и всячески ее баловал, но уже с шести лет стало ясно, что она не вполне здорова. На нее иногда «находило»: взгляд становился отсутствующим, девочка застывала на ходу, и «разбудить» ее удавалось не сразу. И вот как-то, когда Вашингтоны возвращались из Бельвуара, с двенадцатилетней Пэтси вдруг приключился приступ эпилепсии. Марта пришла в ужас: именно этого она и боялась больше всего! Страшные конвульсии начали повторяться с пугающей частотой, и доктор Уильям Рамни стал частым гостем в Маунт-Верноне. Бедной девочке делали кровопускания и промывания, от которых она только слабела. Ученый эскулап также прописал ей с дюжину разных порошков, лекарство на основе ртути и настойку валерианы — ничего не помогало. Бедняжка Пэтси корчилась в судорогах на полу, закатив глаза, а Джордж и Марта могли лишь стоять рядом и следить, чтобы она не разбила себе голову… Джордж страдал от своей беспомощности, а Марта не находила себе места после каждого приступа.
В сентябре на американский берег сошли два полка регулярной британской армии, которые проследовали через весь Бостон под звуки флейт и барабанный бой, а затем разбили лагерь на Бостон Коммон — общественном коровьем выпасе. Это была демонстрация силы, чтобы предупредить возможность протестов против новых налогов.
В последнее время Вашингтон редко появлялся на заседаниях палаты горожан; отсутствовал он и во время ожесточенных дебатов по поводу «законов Тауншенда». Законодатели получили «циркулярное письмо» от коллег из Массачусетса, призывавшее их присоединиться к движению сопротивления и потребовать от Георга III отменить «закон о доходах». Разумеется, «потребовать» — слишком сильное слово. Депутаты обратились к королю с петицией, взывая к его «отеческой доброте и покровительству», но монарх остался непреклонен. Тогда палаты Виргинии и Пенсильвании направили новую петицию в парламент, но другие колонии не стали этого делать, не признавая власти парламента над собой. Кстати, в Вестминстерском дворце петицию рассматривать отказались. В Виргинию прислали нового губернатора — Норборна Беркли, барона Ботетурта — бывшего члена парламента, совсем недавно ставшего пэром. Лорд Хилсборо, назначенный на недавно созданную должность секретаря по делам колоний, дал ему тайные инструкции распустить Законодательное собрание Виргинии, если оно воспротивится мудрой королевской воле.
Губернатор поселился на улице герцога Глостера, в одном из двух самых больших зданий Уильямсберга (вторым был Капитолий). 2 ноября 1768 года все депутаты, включая Вашингтона, явились на праздничный ужин в честь королевского наместника. Лорд Ботетурт всем понравился своим учтивым обхождением, образованностью и интеллигентностью. Он вошел в наблюдательный совет Колледжа Вильгельма и Марии и способствовал развитию этого учебного заведения.
Между тем стало совершенно ясно, что Джеки Кастис вовсе не стремится получить хорошее образование, ведь он и так богат. Тон писем его наставника совершенно переменился. Как оказалось, Джеки не только ленив, но еще и слишком влюбчив и сладострастен, тем более что мальчик развит не по годам. Баучер переживал за судьбу состояния своего подопечного: «Погрязнув в праздности, он передаст свое имение под начало какого-нибудь ничтожного управляющего, а сам окажется втянут в какую-нибудь матримониальную авантюру». Этого еще не хватало!
И тем не менее предупреждение Баучера казалось еще слишком невероятным, чтобы принимать его всерьез. Вашингтон усиленно занимался хозяйством, именно чтобы сохранить имение нерадивого пасынка, находя отдушину только в охоте и рыбалке. В январе 1769 года он ездил охотиться на лис восемь раз за две недели, хотя зима выдалась довольно суровая. Да и гостям надо было уделять внимание: в разгар охотничьего сезона в Маунт-Верноне неделями гостили по несколько человек сразу.
Кроме того, болезнь Пэтси по-прежнему давала о себе знать. Вашингтоны уже перебывали у всех врачей в Уильямсберге, включая надменного и самодовольного доктора Джона де Секейру, потомка известного рода евреев-сефардов, который пичкал Пэтси разными снадобьями, от эфира до ячменного отвара, — и всё без толку. В общей сложности восемь эскулапов расписались в своем бессилии, и тогда, отчаявшись, Джордж и Марта обратились к шарлатанам. В феврале 1769 года кузнец Джошуа Эванс явился в Маунт-Вернон, чтобы выковать для девочки «заговоренное» железное кольцо на палец — оберег от судорог.
Страну тоже лихорадило: купцы из северных колоний, по большей части контрабандисты, бойкотировали британские товары, чтобы их британские коллеги надавили на парламент для отмены «законов Тауншенда». Однако парламентарии откопали древнее распоряжение Генриха VIII и предложили в соответствии с ним арестовать зачинщиков беспорядков, выслать их в Англию и судить за измену. Предложение так и осталось на словах, но слухи о нем быстро распространились по колониям — как и протесты против произвола метрополии.
Пятого апреля Вашингтон получил письмо от доктора Дэвида Росса из Блейденсберга в Мэриленде и узнал из него о создании ассоциаций в Филадельфии и Аннаполисе для бойкотирования импортных товаров, без которых можно обойтись, пока парламент упорствует в нежелании учитывать интересы колонистов. К письму прилагался план создания аналогичной ассоциации в Виргинии, составленный безымянным автором. Джордж тут же переслал пакет своему соседу и близкому другу Джорджу Мэйсону, чтобы узнать его мнение. Мэйсон, начитанный законник, жил затворником в имении «Ганстон-холл» к югу от Бельвуара, который, соответственно, находился южнее Маунт-Вернона. В послании анонима говорилось:
«В то время как наши надменные господа в Великобритании не успокоятся, пока не лишат Америку вольности, представляется крайне необходимым что-то предпринять, чтобы отвести удар и сохранить свободу, которую мы получили от наших предков. Но как это сделать, чтобы добиться нашей цели, — вот в чем вопрос.
Никто не должен ни минуты колебаться или испытывать сомнений перед использованием оружия для защиты столь драгоценного дара, от которого зависит всё хорошее и плохое в жизни, таково мое мнение. И всё же я хотел бы добавить, что оружие должно быть le dernier ressort — последним средством. Воззвания к королю и увещевания парламента — мы уже убедились в их бессилии. Значит, остается попробовать привлечь их внимание к нашим правам и привилегиям, а то и встревожить, заморозив их торговлю и производство».
