Колонисты тоже не были довольны результатом. «Наши соотечественники — бравые ребята, им нужен лишь умный и способный военачальник, чтобы сделать из них хорошую армию. Всех наших — и немалых — усилий недостаточно для восполнения этого недостатка, приложите же свои, — писал Джеймс Уоррен Сэмюэлу Адамсу 21 июня. — Поверите ли, он (Уорд. — Е. Г.) в субботу даже не выходил из дому; больше мне нечего добавить. Надеюсь, хуже уже не будет». А днем раньше он написал Джону Адамсу: «Если бы у наших бравых ребят, опрометчиво расставленных на прежде занятых позициях, вместо военачальника, неспособного и не желающего ими командовать, был Ли или Вашингтон, я думаю, день завершился бы к вящей славе Америки, как 19 апреля». Тогда же Провинциальный конгресс Массачусетса обратился к Континентальному конгрессу с просьбой: «…если будет назначен главнокомандующий армией Объединенных Колоний, вам должно быть очевидно, что ни в одной части континента его непосредственное присутствие и усилия не будут настолько необходимы, как в нашей колонии».
Вашингтон, еще ничего не знавший об этих событиях, и так прекрасно понимал, что ему вскоре придется выехать к армии. Но сейчас все его мысли были о доме. Суждено ли ему вернуться туда? Как долго придется отсутствовать? Каково будет Марте? Он долго собирался с духом, чтобы сообщить ей о том, что разлука затянется на неопределенное время. Наконец 18 июня он взялся за перо:
«Моя дорогая!
Пишу тебе о таком деле, которое наполняет меня невыразимым беспокойством, и это беспокойство еще усиливается, когда я думаю о том, в какую тревогу повергну тебя. По решению Конгресса вся армия, созданная для защиты дела Америки, будет передана под мою заботу, и потому мне необходимо немедленно выехать в Бостон и принять командование.
Верь мне, дорогая Пэтси: я торжественно клянусь тебе, что вовсе не искал этой должности и даже всеми силами старался ее избежать, не только из нежелания расстаться с тобой и домочадцами, но и сознавая, что оказанное доверие превосходит мои способности и что я испытал бы больше счастья за один месяц с тобою дома, нежели от самых отдаленных перспектив за рубежом, даже если бы прожил там семь раз по семь лет. Но, видно, сама судьба поставила меня на эту службу, и я надеюсь, что мои дела послужат некой доброй цели».
Он не мог — в самом деле не мог! — отказаться от этого назначения, не уронив своего достоинства и не запятнав своей чести.
«А посему положусь на Провидение, которое до сих пор хранило меня и было благосклонно ко мне. Не сомневаюсь, что я вернусь к тебе живым и невредимым этой осенью. Тяготы и опасности войны не заставят меня страдать так же сильно, как осознание твоего беспокойства от того, что ты осталась одна. Прошу тебя: собери все свои душевные силы и проводи время как можно приятнее. Ничто не доставит мне более искреннего удовольствия, как узнать об этом, и узнать из твоих же писем».
«Наша жизнь неизвестна нам наперед, и осторожность внушает каждому человеку желание уладить все его земные дела, насколько это в его власти; и пока ум спокоен и безмятежен, я, как только сюда прибыл (поскольку не успел это сделать до отъезда), попросил полковника Пендлтона составить мое завещание согласно данным ему указаниям, которые и прилагаю. Надеюсь угодить тебе распоряжениями, сделанными по поводу тебя на случай моей смерти».
Вряд ли Марта, уже схоронившая одного мужа, обрадовалась предусмотрительности второго. Ей требовались поддержка, дружеское участие и искренняя любовь, поэтому Джордж написал и Джеки Кастису, прося его с Нелли почаще гостить у матери.
В постскриптуме Вашингтон слегка польстил хозяйственности Джеки, сообщавшего в своем письме об урожае табака, о котором отчим якобы «совершенно забыл». «Тебе придется взять на себя всё управление твоим собственным поместьем, поскольку я уже не смогу помогать тебе». Уже впопыхах дописывая письмо, он поделился важной информацией: «Конгресс… собирается напечатать два миллиона долларов в континентальной валюте на военные нужды, поскольку Великобритания полна решимости принудить нас к войне; по меньшей мере, 15 тысяч человек будут призваны в Континентальную армию».
Девятнадцатого июня Вашингтону торжественно вручили патент, подписанный Хэнкоком:
«Делегаты Объединенных Колоний Нью-Хэмпшир, залив Массачусетс, Род-Айленд, Коннектикут, Нью-Йорк, Нью-Джерси, Пенсильвания, Ньюкасл, Кент и Сассекс на Делавэре, Мэриленд, Виргиния, Северная Каролина и Южная Каролина — Джорджу Вашингтону, эсквайру.
Возлагая особое доверие и надежду на Ваши патриотизм, честность и преданность, мы провозглашаем и назначаем Вас генералом и главнокомандующим армией Объединенных Колоний и всеми силами, мобилизованными ими ныне или в дальнейшем, а также всеми, кто добровольно пожелает примкнуть к оной армии для защиты свободы Америки и отпора вражескому вторжению. Сим облекаем Вас всей полнотой власти и уполномочиваем действовать, как Вы сочтете нужным для блага службы.
Все офицеры и солдаты, находящиеся под Вашим командованием, должны исполнять Ваши приказания и свои обязанности.
Предписываем Вам и требуем соответствия оказанному Вам высокому доверию путем наведения строгой дисциплины и порядка в войсках, дабы солдаты были надлежащим образом обучены и снабжены всем необходимым.
В своем поведении Вы должны руководствоваться соблюдением правил и воинской дисциплины и в точности следовать приказам и указаниям, которые будете время от времени получать от нынешнего или будущего Конгресса Объединенных Колоний или комитета Конгресса, назначенного для этой цели».
К патенту прилагались инструкции, составленные упомянутым комитетом Конгресса, в который входили Ричард Генри Ли, Эдвард Ратледж и Джон Адамс. Вашингтону предписывалось срочно выехать в Массачусетс и принять на себя командование армией. Оттуда он должен прислать подробный отчет об имеющихся силах, их вооружении и снабжении, а также о британских войсках, находящихся в Америке. Если главнокомандующий сочтет, что сил недостаточно, он может набирать рекрутов, но общее число колониальных войск не должно превосходить силы противника более чем вдвое. Он может также назначать офицеров взамен выбывших, если только вакансия не будет заполнена Провинциальным конвентом той колонии, откуда родом был убитый. Волонтеры обеспечиваются пищевым довольствием за счет Конгресса. Решения военного порядка следует принимать, созывая военный совет.
«Я отправляюсь в плавание по бурному океану, в котором, возможно, мне не встретится ни одной тихой гавани», — писал Вашингтон в тот же день полковнику Бассету, мужу Фанни — любимой сестры Марты. Прилагая к письму свежие газеты, чтобы не пересказывать общеизвестных событий, Вашингтон в постскриптуме вновь просил не забывать Марту и навещать ее как можно чаще, поскольку сам он не надеется вернуться домой прежде зимы. «Карету и лошадей я отослал назад». (Впрочем, «безлошадным» Вашингтон не остался — купил себе пять лошадей и фаэтон, занеся эти траты в список расходов на военные нужды. Он приобрел также пять книг по военной стратегии и заказал себе новый мундир: синий кафтан с медными пуговицами и золотыми эполетами с тремя серебряными звездами на каждом; для лета — белый камзол и нанковые панталоны, для зимы — камзол и панталоны из буйволовой кожи. Два его раба, Билли Ли и Джон, отправившиеся с ним на войну, по-прежнему носили красно-белые ливреи.)
